Конечно, потом он неловко пытался помириться и на следующий же день привез из магазина другого медведя, в сто раз краше Леночкиного; но тот медведь так и сидел на полке в шкафу.
Он был нужен бабушке. Они оба были ей нужны. Но она зачем-то умерла…
— Иван, — сказал Степан и за подбородок поднял голову сына. Он пытался отворачиваться, из зажмуренных глаз у него лились слезы, и он еще подвывал тихонько, жалобя самого себя и Степана, — чего ты ревешь? Что случилось? Почему ты мне не сказал, чтобы я пришел в школу?
— Я… я… бо… боялся, — выдавил Иван, икая.
— Боялся? — переспросил Степан, опять приходя в ярость. — Меня?!
Только этого еще не хватало! Что за новости?
— Я что, — спросил он, едва сдерживаясь, — тебя бью? Или кусаю? Что ты несешь?
— Ни… ни… чего, — пробормотал Иван. — Только ты кри… кричишь все время…
— Пойди умойся, — приказал Степан холодно. — У нас времени совсем нет, а ты еще скандалы по утрам закатываешь. Ты что, не понимаешь, что у меня впереди целый день тяжелой работы? Это тебе не четыре урока отсидеть — и в бассейн, а потом гулять, а потом еще на корт с ракеточкой!
— Папочка, прости меня! — закричал совсем потерявшийся от горя Иван и стал тыкаться Степану в майку. — Прости, я не хотел тебя расстраивать!
Ненавидя себя за то, что он не умеет наладить жизнь собственного сына, Степан неловко потрепал его по золотистой макушке и легким шлепком отправил в ванную Про корт и про бассейн это он, пожалуй, загнул напрасно.
Для Ивана и четыре урока — это тот же самый день тяжелой работы, а он как будто похваляется перед ним и упрекает его в тунеядстве. Вот черт. Придется, видно, ехать в эту самую школу и разговаривать там с этой самой Агнессой Витольдовной.
— Иван, — крикнул он в сторону ванной, — как ее зовут, я забыл?
— Инга Арнольдовна, — донеслось из ванной после минутной паузы. — Пап, я тебе не говорил, потому что думал, ты меня на Озера не возьмешь.
Каждой весной большой компанией они ездили на выходные под Псков, на Озера. У Степана был там дом.
Лет семь назад он перекупил этот дом у какого-то «нового литовца», которому содержать его так далеко от Вильнюса было невыгодно. Степан, как правило, решал свои проблемы с непробиваемым тупым упрямством и поэтому в конце концов сообразил, как именно можно защитить дом от «неразумных хазар» во время долгих зимне-осенних простоев. Он построил на участке флигель, больше напоминавший теремок из сказки, и поселил в нем отставного десантного полковника с женой. У десантного полковника был вполне легальный «Калашников», о чем моментально стало известно всем окрестным бомжам и лихим людям. Проверять полковничью меткость почему-то до сих пор никому не захотелось, и дом всю зиму отдыхал в полной безопасности, а летом в него наезжал Степан — иногда вдвоем с Иваном, иногда с большими компаниями. Иван любил Озера больше любых самых распрекрасных заграниц. Степан разделял его точку зрения, и они отлично проводили там время. Жаль только, что времени у Степана становилось все меньше и меньше.
— Па-ап! — позвали из ванной. — А пап!
— Ну что?
— Ты меня не возьмешь на Озера?
— Да ну тебя к дьяволу, — сказал Степан довольно миролюбиво. — Что я, зверь, что ли? Когда это я тебя не брал?
— Ну… из-за этого… из-за школы…
— Иван, нельзя быть таким трусом. — Степан через голову стянул майку и двинул в сторону дверь шкафа. Что бы такое надеть, чтобы было не слишком жарко, не слишком холодно и выглядело не слишком официально и не слишком затрапезно? — Чем мучиться, лучше бы сразу сказал, и все. И это не имеет никакого отношения к Озерам, понимаешь? Школа школой. Озера Озерами…
— Пап, телефон!
— Слышу я…
Он кинул на диван вытащенную из шкафа рубаху и ринулся в кухню, где забыл трубку. Телефон вопил, как будто звонили из Америки.
— Алло!
Молчание, шуршание и писк.
— Алло, я ничего не слышу!
— Павлик, это я, — вдруг сказал Степану в самое ухо взволнованный голос. — Хорошо, что ты еще не ушел…
Чернов называл Степана Павликом, наверное, раз в несколько лет. И поводы были более чем серьезные.
— Что случилось? Черный, ты откуда?