— Вот ты где, милый, — сказал он.
Помощник хотел встать, чтобы, чтобы, обойдя стол, тоже смотреть в монитор, но Шульц остановил его взмахом руки:
— Сиди… Сейчас.
Мгновение спустя на стене кабинета ожил большой экран.
В больничной палате стояли еще не старый, но уже очень усталый Кэндзё Такахиро и молодая, но не слишком миловидная брюнетка в белом халате, а одетый в зеленую пижаму голубоглазый мужчина средних лет восседал на кровати. Титры указали должностные регалии Такахиро и остальных: «доктор Мерседес Мендес, профессор психиатрии Йельского научно-исследовательского института сна» и «Кшиштоф Скурски, пациент клинического отделения института».
— Итак, госпожа Мендес, — раздался скрипучий голос Такахиро, — вы утверждаете, что господин, э-э-э…
— Скурски, — подсказала женщина.
Голубоглазый озадаченно посмотрел на нее.
— Да, — продолжил японец. — Что господин Скурски никогда не спит?
Женщина нахмурилась:
— Вас неверно проинформировали, господин Такахиро. Господин Скурски спит ровно столько, сколько и мы с вами.
Еле заметная невеселая усмешка шефа Департамента Сна указывала на то, что ему уже давно не удавалось выспаться, как следует.
— Ну, давайте, рассказывайте, — чуть раздраженно поторопил он. — В чем, там, с ним дело?
— Кшиштоф Скурски поступил к нам около двух лет назад. Его заболевание уникально, и прежде подобная аномалия памяти медициной зафиксирована не была ни разу.
— Ну, давайте, давайте… — нетерпеливо повторил Такахиро.
— Он живет во сне. Он помнит каждую секунду сна, а вот явь забывает напрочь.
— Вот как? — лицо японца стало непроницаемым. — Он не забывает сны?
— Никогда. Впрочем, нет. Не совсем так. Кое-что он с течением времени и забывает, точно так же, как мы забываем произошедшее с нами в реальности. Но вчерашний сон, позавчерашний и так далее, он помнит так же, как вы помните вчерашний и позавчерашний день…
— Доктор, — перебил ее больной. — Вы не про меня, случайно, говорите?
— Да, про вас, господин Скурски…
— Никакой я не Скурски! — насупился тот. — Я… Я — индеец! — его лицо просветлело. — Во всяком случае, вчера я был индейцем. Согласитесь, у индейца не может быть такой дурацкой фамилии. Меня, кстати, играл Гойка Митич, старинный венгерский актер. Мне про него рассказали киты, дней так… — больной наморщил лоб. — Неделю, да, ровно неделю назад.
— Госпожа Мендес, — обернулся Такахиро к доктору, — вы действительно считаете, что его состояние…
— Ты, японец! — перебил его Скурски сердито. — Ты почему обо мне в третьем лице говоришь? — но тут же успокоился и махнул рукой: — Хотя, какая мне разница? Вам, японцам не понять, как прекрасна жизнь, если в ней столько приключений. А в ней столько удивительных людей… Птиц и животных… К примеру, вчера я летал в Мадрид, а сегодня уже… Где я?
— В Нью-Хейвене, подсказала доктор и повернулась к Такахиро. — Да, он невменяем, но он помнит все подробности. Все два года, которые я его наблюдаю…
— Девушка, — перебил ее Скурский, — что-то вы не то говорите. Я вас в первый раз вижу.
— Естественно, — улыбнулась ему та. — А про Мадрид вы не могли бы рассказать подробнее?
— Ну. Если хотите, — пожал он плечами. — Дайте «Пепси», пить хочется.
Доктор Мендес протянула руку куда-то за пределы экрана, извлекла оттуда и протянула больному бутылку «Пепси Колы».
— Значит, дело было так, — начал он, отхлебнув. — Я полетел туда к другу, его зовут Алехо, но когда прилетел, оказалось, что он со своей девушкой Анной уехал отдыхать в какую-то деревню. Они должны были уже вернуться, но почему-то застряли, какие-то у них были сложности, проблемы, то ли с деньгами, то ли что-то еще. И я решил отправиться к ним на выручку, но это оказалось не легко сделать. Алехо работает в министерстве труда, а оно страшно засекречено, и никто не хотел говорить мне, куда он все-таки уехал… Но под министерством, под землей, прорублены шахты, такие узкие темные пыльные, и по ним люди куда угодно ездят в небольших одноместных вагонетках, сцепленных друг с другом…
— Это спонтанные сны, — вполголоса сказала доктор Мендес господину Такахиро, под монотоное бормотание больного, — а дримбабл дает сны сознательно направленного характера.
— Вы уже пробовали это с ним? — спросил японец.
— Нет. Мы…
— Эй! — возмутился Скурски, — вы меня не слушаете! Сами же просили!.. Вся загвоздка там была в том, что ехать нужно было с несколькими пересадками. А в моей голове говорил какой-то голос — издевался, шутил… И, конечно же, я из-за него запутался в маршруте, где-то не там пересел и был уже в полном отчаянии, когда в катакомбах мне встретился человек, который поздоровался со мной тем самым голосом, который был у меня в голове. И он объяснил, что это он внедряется в мое сознание с помощью специальной аппаратуры, которая находится в том самом засекреченном министерстве Алехо…