— Что выбирать? — не понял я.
— Идешь туда, — он показал головой в сторону города, — или возвращаешься к себе.
— Туда… — я еще раз из-под ладони оглядел волшебную долину. — Красиво, не спорю. А что мне там делать?
— Этого я не знаю, — сказал мой провожатый и скороговоркой добавил. — Работать и сражаться, любить и ненавидеть, жить и умирать — тебе выбирать. Это стандартная формула, я обязан ее донести до каждого, кто приходит сюда с твоей стороны.
— И многие приходят?
— Не ты первый, не ты и последний, — уклончиво заметил хозяин.
— А с этой стороны на мою кто-нибудь переходит? — догадался я спросить.
— Бывает, — усмехнулся он. — Но вообще-то здесь не справочное бюро и не туристическая фирма. На все вопросы можно получить ответы только там, внизу. Или не получить.
— А…
— Обратной дороги не будет. И шанса попробовать еще разок, скорее всего, тоже.
— Скорее всего?
— Теоретически все возможно, конечно. Но за те два с лишним века, что я здесь смотрителем, такого не случалось. Или туда или обратно. Третьего не дано. Думай. У тебя осталось ровно четыре минуты.
— Почему только четыре?
— Уже три минуты пятьдесят пять секунд.
Я вспомнил, как долго может тянуться трехминутный раунд на боксерском ринге, и задумался. Было уже ясно, что это не сон и не бред воспаленного воображения. Я действительно каким-то невероятным образом соприкоснулся с неведомым и невероятным, возможно, даже сказочным миром. И теперь у меня есть шанс в этом мире остаться и попробовать, как это — начать жизнь заново. Что он сказал? Работать и сражаться, любить и ненавидеть, жить и умирать — мне выбирать. Да. Но разве я не работал и не сражался там, у себя?! Пусть работа не всегда приносила успех, и не все сражения заканчивались победой, но еще, как говорится, не вечер. Заманчиво, конечно, продолжить знакомство с настоящей принцессой, но дома ждет меня жена, которая, положа руку на сердце, ничуть не хуже любой особы королевской крови. И даже лучше. Потому что роднее. О друзьях, родителях и прочих близких я уже и не говорю.
Но.
Вот именно.
Другого такого шанса больше не будет. Никогда. Страшное это слово — «никогда». Обессиливает и полностью отнимает и так не слишком великий запас оптимизма. Черт, что же делать? Жажда приключений и романтики толкает вниз. Долг, здравый смысл и любовь велят отступиться.
— Н-ну? — повернул ко мне лицо мой спутник. — Твое время кончилось.
— Остаюсь, — нехотя выдавил я из себя. — И рад бы в рай, да грехи…
Договорить фразу было некому. Исчезли обрыв, долина реки и сказочный город. Я стоял в кустах не слишком густого малинника, в котором давно не осталось ни единой ягодки, а впереди, за стволами берез и елей, виднелась проселочная дорога и моя машина на ней. Волшебное приключение закончилось, пора было возвращаться в реальность.
— Что-то ты какой-то не такой, — заметила жена за ужином.
— То есть?
— Задумчивый, — пояснила она. — Уезжал веселый, вернулся молчаливый. Это настораживает. Случилось чего?
— Нет, — сказал я. — Ничего не случилось. Все хорошо. Просто, наверное, это осенний лес на меня так подействовал.
— Настроил на философский лад?
— Что-то в этом роде.
— Ну-ну. Я думаю, это оттого, что ты грибов не нашел. Когда мужик с добычей, ему никакой философии не надо.
Я засмеялся, усадил любимую на колени и крепко поцеловал в губы.
— Ух ты! — сказала жена. — Мне понравилось. Бог с ними, с грибами, дорогой. Давай еще?
— Давай, — согласился я и на руках отнес ее в комнату.
Все последующие выходные дни на протяжении месяца я ездил за опятами, как на работу. Один раз брал с собой жену, но она у меня истинная горожанка и не слишком любит лес во всех его ипостасях, а потому только на один раз и согласилась. Надо ли говорить, что ни с какими странными явлениями вроде осенней грозы или внезапного тумана посреди солнечного дня я больше не сталкивался? И, разумеется, никто из попадавшихся мне местных грибников из ближайших деревень слыхом не слыхивал ни о какой поляне в лесу с каменным домом под черепичной крышей.
А потом зарядили скучные ноябрьские дожди, которые окончательно помогли мне осознать тот факт, что выбор действительно состоялся. Окончательно и бесповоротно.
С той осени прошло уже два года. У меня родилась дочь, и я считаю себя очень счастливым человеком. И лишь иногда, во сне, опять стою на лесистом обрыве, а подо мной, внизу, — река, дорога, город за крепостной стеной и синие горы на горизонте. И нужно делать выбор. Тогда я заставляю себя проснуться, тихонько, чтобы не разбудить жену, встаю с постели, иду на кухню и там курю, в сотый раз повторяя про себя, что поступил так, как должно было поступить.
Пару недель назад жена вышла на кухню вслед за мной и, в конце концов, я слово за слово рассказал ей все, что случилось тогда со мной в сентябрьском лесу.
— Это до сих пор тебя мучает? — спросила она. — Бедненький. Надо было сразу мне рассказать. Дурные вы, мужики, иногда бываете — слов нет. Я ведь тебя любого люблю, а ты все боишься показаться слабым и растерянным. Глупо.
— Наверное, — сказал я. — Извини.
— Знаешь, по-моему, тебе надо об этом написать, — сказала жена.
— Как это? — не понял я.
— Очень просто. Словами. Попробуй написать рассказ.
— Ты шутишь?
— Нисколько. Попробуй. Я уверена, что у тебя получится.
— И… что потом?
— Не знаю. Может быть тебе станет легче. К тому же рассказ можно опубликовать и получить гонорар.
— А деньги пропить! — включился я в игру.
— Частично, — уточнила жена. — А на остальное купить мне фен. Старый уже на последнем издыхании.
Мы поговорили еще немного на данную тему, а затем пошли спать.
Наутро была суббота и после обеда, разобравшись с мелкими хозяйственными делами и погуляв с дочкой, я присел к компьютеру. Ночные слова жены не шли из головы.
Эх, была не была!
Я украдкой оглянулся через плечо, тут же этого устыдился, создал «вордовский» файл, подумал немного и написал: «Сквозь пелену». Затем нажал «enter» и с новой строки начал: «Непогода случилась внезапно. Еще четверть часа назад…»
Андрей Егоров
Портал
В квартире Петра Ильича Лавкина открылся портал. С этой секунды спокойная жизнь для него закончилась навсегда…
Громадная серебристая арка упиралась острым навершием в недавно побеленный потолок. Увидев портал впервые, Петр Ильич чуть в обморок не грохнулся. Не сказать, чтобы он был человеком впечатлительным, скорее наоборот — слабовосприимчивым (даже кино не смотрел), но подобный обелиск в собственной кухне даже апатичного меланхолика наделит на время холерическим темпераментом. К тому же, чертова арка вся сверкала, как новогодняя ель, от чего на бледных стенах восьмиметровой кухоньки плясали яркие сполохи.
Лавкин приходил в себя медленно: отпустил сердце — а ведь раньше никогда не беспокоило, и, наконец, сумел вдохнуть.
Стоило Петру Ильичу прийти в норму, и его обуяло неуместное любопытство. Он потянулся к странной арке, будто младенец к красивой игрушке, но тут же отдернул руку — зрелый опыт брал свое, вовремя пришло на ум — а вдруг эта штука под током, с виду очень похоже.
Петр Ильич поспешил в кладовую, где у него, как у всякого рачительного хозяина, хранилось множество полезных вещей. Резиновая перчатка многоразового использования, выпущенная еще при Горбачеве, должна была, по мысли Лавкина, уберечь его от беды.
Несмотря на диэлектрик, он исследовал странный предмет не без опасений. Однако ничего страшного не случилось. На ощупь поверхность арки была гладкой и холодной, словно ее высекли из мрамора. Она и внешне немного походила на этот благородный материал. Только прежде такого странного мрамора Петру Ильичу видеть не приходилось. Он представил себе обширное кладбище, сияющее ровными рядами ярких надгробий, и торопливо перекрестился — настолько чудовищным было видение.