На лице Ковельскиса было написано столь откровенное недоумение, что Инга расхохоталась. Ему показалось, что даже и с неприкрытой, хотя бы элементарной вежливостью, насмешкой. И он вдруг подумал, что, наверное, поторопился. Ведь всю прошедшую ночь после утомительных, но, очевидно, необходимых для своего же собственного морального очищения, поминок девятого дня они провели в бурной борьбе, совершенно обессилившей закаленного в подобных любовных битвах Петера Августовича. А вот Инга, как он обнаружил, покидая ее «уютное гнездышко» на рассвете, совсем вроде бы и не устала. И могла бы, вероятно, продолжить состязание в выносливости. О чем это говорит? О ее бурном спортивном прошлом? Со всеми издержками «тренерских забот о своих подопечных» во время спортивных сборов, и так далее, известно же… Именно это обстоятельство и подтолкнуло его к мысли, что она, конечно же, профессионалка. И раз это так, то ни о каких сердечных делах и проблемах здесь не может быть и речи. Расслабление — да, наслаждение — да. В конце концов, и особая благодарность может тоже иметь место. Но, возможно, напрасно распалив свое воображение, она претендует теперь на нечто большее нормальной человеческой близости? Это стало бы огромной ошибкой с ее стороны. Увы, не мог себе позволить известный деятель высокого искусства длительную и в чем-то обязывающую его страсть с обыкновенной преподавательницей английского языка в гимназии. Даже с учетом ее замечательного женского умения. Так в чем же дело?
Нелепо обнаженный, он застыл в дверях «вопросительным знаком».
А Инга, с новым для себя интересом разглядывая его тело, на котором уже появились первые свидетельства приближающегося «критического» возраста, размышляла о том, что же с ней самой сегодня произошло? Почему она не ринулась в постель, на ходу сбрасывая с себя на пол немногие домашние одежды и тем самым демонстрируя свое неистовое желание поскорее почувствовать этого сильного мужчину? Что ее остановило? И вдруг поняла. И ей стало очень грустно: снова ошибка. А ведь так была уверена… Ее словно ледяной водой окатило: ну, конечно, вот она — причина Лоркиной смерти. Это — он! Лорка, разумеется, влюбилась и без всяких компромиссов отдалась этому жеребчику, полагая, что он — ее судьба. А прежний его брак — нелепая случайность. Лорка поверила! Как поверила и она сама несколько дней назад, когда он впервые один пришел к ней.
А ведь Лорка кинулась в свою любовь, словно в пропасть, отчаянно веря, что Петер не даст ей упасть, но при этом каждое его слово, каждая просьба — закон! Вот почему она и ухватилась за этот проклятый срок — 28 дней, и ни часа больше. Она и опомниться не успела, как в чем-то главном прокололась. И на спасение уже не оставалось времени. Другими словами, вот он, главный виновник Лоркиной гибели. Он замыслил, как всякий самовлюбленный художник, свой спектакль, и ему было вовсе не до актрисы, которая и нужна-то была лишь в качестве удобной любовницы, а также вспомогательной силы в процессе осуществления грандиозных творческих планов. Какая же он мерзость! Он ведь и переживал-то «по-театральному»! Слезливо и сентиментально, будто работал на публику. Ну, конечно, поэтому и в первую же ночь их более близкого знакомства он, якобы ища утешения, вмиг оказался и в ее постели. Совершенно забыв при этом несчастную жертву собственной беспечности. Так ведь легче всего оправдать себя… Он — натуральный потребитель, этот сукин сын, он уже и к новой любовнице привык настолько стремительно, что не мыслит, что она ему — ему! — способна отказать! Ну что ж, посмотрим на тебя, голубчика, реально…
Замерший в дверях «великий режиссер», олицетворял собою скульптурную фигуру классического «Недоумения». Инга хмыкнула и поудобнее устроилась в своем кресле, вытянув в его сторону очень аппетитные, стройные и сильные ноги настоящей спортсменки: пусть слюну глотает!
— Я не успела тебя предупредить, милый, — с сарказмом заявила она. — Ты так стремительно принял собственное решение, ни о чем не спросив. Но сегодня у меня нет ни малейшего желания заниматься с тобой привычным для тебя, банальным сексом. Настроения нет, да и дела еще имеются. Сейчас ко мне подъедет один очень способный студент, с которым я занимаюсь, главным образом, установкой правильного произношения. — Инга округлила рот, давая Петеру полную возможность думать о ней все, что ему захочется. — И я буду плотно занята часа два-три, не меньше. Он не успевает быстрее, понимаешь ли? Впрочем, чтобы не расстраивать тебя сильно, я могу подсказать адрес, где тебе без труда удастся снять вполне приличную даму. Ты ведь за этим бегаешь ко мне, не правда ли? Ну, чего молчишь, красавчик? — уже с пренебрежением спросила она. — А то — любовь, морковь!.. Ты загубил Лорку-то, ты, я это сейчас вдруг поняла! И Бог тебе этого не простит. Я почему-то решила, что ты действительно страдаешь, вот дура! А тебе все едино, лишь бы ножки были пошире раздвинуты, верно? То-то и оно… — Инга поднялась из кресла. — Одевайся, я устала от тебя. Думала, в самом деле, свою любовь потерял, а оказалось-то, всего-навсего пару очень удобных ног. Нет, ты не тот, за кого я тебя приняла. По ошибке, конечно. Извини, ты мне неинтересен.