Она подошла к мужчинам, слегка кивнула Лазарю Иосифовичу, и тот немедленно расплылся в вежливой улыбке. А она вопросительно уставилась на Сашку, как звала его Эва, да и она сама, каждый раз уходя из своей квартиры: понимай, мол, как желаешь! Ждала пристального интереса, узнавания, смущения, наконец, но он оставался спокоен. Показалось даже, что холоден и равнодушен. Только губы тронула легкая усмешка, и он, без всякого, впрочем, интереса, просто вежливо склонил голову. Так приветствуют незнакомых.
— Не узнали? — с вызовом спросила она.
— Отчего же узнал, — легко отозвался он. — А вы очень изменились, Инга, и в лучшую сторону. Когда мы познакомились, по-моему, уже тысячу лет назад, вы были просто красивы, обаятельны, а сейчас я вижу перед собой сплошное очарование. Время пошло вам навстречу… на пользу. Вы действительно прекрасно выглядите. От души рад вас видеть. Однако и к великому сожалению, наша сегодняшняя встреча связана с печальным событием.
— Вторая встреча, — поправила она. — И событие второе, разве не так?
Он вскинул брови.
— В самом деле?
— В прошлый раз, Саша… или как вас звать, по старинке, Сашкой?.. — Ага, смутился, наконец, поняла Инга, интересно, как он теперь станет выкручиваться? — Вы произносили прощальные слова у могилы Эвы, тоже моей близкой, если помните, подруги, и не глядели по сторонам, вы были вдвоем с этим господином адвокатом. А потом сразу уехали.
— Да, да, — он помрачнел и грустно уставился на нее. — Это ужасно, что нас с вами уже второй раз сводит смерть близкого вам человека. Очень плохо…
— Вы, кажется, на что-то намекаете? — она вспыхнула. — Уж не предполагаете ли вы, что следующая очередь?..
Турецкий резким протестующим жестом оборвал ее. Адвокат был попросту ошарашен таким поворотом событий, он ничего не понимал и переводил с беспокойством взгляд с Турецкого на Ингу и обратно.
— Ни боже мой! — сердито сказал Александр. — О чем вы, Инга? Я оперирую только фактами. А в данном случае, вообще, ни малейшего отношения к делу о смерти актрисы не имею. Ада Морисовна, оказывается, хорошая знакомая родственницы моей супруги, и мы пришли, чтобы выразить ей свое соболезнование. И случайно встретились здесь с Лазарем Иосифовичем, который и вам, как я вижу, тоже знаком. Но вы мне невольно напомнили, — продолжил он задумчиво, — замечательное время, нашу молодость. И уже за одно это огромное вам спасибо. — И он, склонив голову, отошел в сторону, к урне, чтобы выбросить окурок.
— Скажите, уважаемая Инга Францевна, — немедленно приступил к своим обязанностям адвокат, — объясните нам с Александром Борисовичем, — видно, он не хотел принимать всерьез слова Турецкого, — зачем вам понадобилась та фирма, чьи лекарственные средства использовала Лора Страутмане?
Инге пришлось начать свои объяснения, понимая, что адвокат просто так теперь ее не отпустит, а в дом она не могла пройти, потому что он загораживал своей грузной фигурой проход к двери. А в общем, ее объяснения свелись к тому, что полиция ровным счетом ничего не делает, никого не волнует смерть замечательной артистки, вот они с режиссером Петером Ковельскисом и решили выяснить, кто продает эти смертельно опасные средства и насколько их изготовители и сбытчики защищены законом? Вот поэтому они и разыскивают фирму, продавшую Лоре средство для похудения.
Дорфманис слушал объяснения и поглядывал на Турецкого, сохранявшего на лице индифферентное выражение. Но когда речь у Инги зашла о желании Петера провести личное расследование, то есть самостоятельно выследить, куда отправится преступник-продавец, он иронично хмыкнул, чем сразу же вызвал резко неприязненное к себе отношение со стороны женщины. Ишь, петух! Не нравится ему! Сам ни черта не делает, советы тут раздает?
— Ты разрешишь, Лазарь? — вдруг спросил он и в ответ на торопливый кивок адвоката продолжил: — Дорогая моя Инга, послушайте, — мягко сказал он. — Если у вас есть желание услышать мое частное, но вполне профессиональное мнение, я посоветую вам со всей ответственностью: не лезьте, милая, в это дело. Оставьте профессионалам заниматься своими обязанностями. Обратите, пожалуйста, внимание и поверьте мне, что какой бы талантливой, даже гениальной, ни была художественная самодеятельность, все равно она так и останется самодеятельностью. В этом великая ошибка всех тех, кто этого не понимает. В частности, — он с сарказмом фыркнул, — среди этих убежденных дилетантов множество крупных руководителей и в охранительных органах, и в правительствах наших суверенных стран. О работниках искусства я вообще не говорю. Дилетантизм в любом профессиональном деле неприемлем, а в нашем — он еще и смертельно опасен. Верно, Лазарь?