– Иначе они не поняли бы меня, – продолжал оправдываться Киви, – а вам ведь от этого нет никакого вреда. Простите, миссис, Здесь хорошие люди, охотники, земледельцы, только темные… Им надо помочь, миссис!
Таня в некотором замешательстве взглянула на мужа и по-русски сказала:
– А вдруг положение матери и ребенка уже безнадежно? Если я возьмусь за лечение, а они все-таки умрут? Что тогда?
Степан посмотрел на толпу, на Киви и решительно сказал:
– Надо рискнуть…
Таня поняла, что как врач она не имеет права, не может отказаться от подачи помощи, каковы бы ни были условия и обстоятельства.
И она согласилась. Однако Петров прибавил:
– Мы с Сашей тоже пойдем с тобой, а Киви будет нашим переводчиком.
Высокий негр сначала горячо возражал: ему приказано привести только белую женщину, а вовсе не белую женщину и трех мужчин. Киви снова слукавил и заявил, что в таком случае белая женщина рассердится и… кто знает?., может навлечь несчастье на жителей селения. Негр испугался и уступил.
Когда Таня переступила порог большой хижины, где лежала жена вождя, роженица находилась в состоянии полного изнеможения.
Вначале Таня ничего не могла рассмотреть: окон в хижине не было, дверной проем был закрыт плотной циновкой. Вошедшим с яркого света темнота показалась совершенно непроницаемой. Когда глаза несколько освоились, Таня начала едва различать обстановку. Этому помог узкий луч света, проникавший внутрь из маленькой щели между циновкой и стеной. В одной половине хижины были свалены большие мешки, стояла глиняная и деревянная посуда. В другой половине на груде шкур и циновок неподвижно лежала роженица. Около нее бубнила и приплясывала повитуха – она же местная колдунья. В хижине была еще одна женщина, которая показалась Тане служанкой жены вождя. Тяжелые испарения наполняли воздух. Тучи больших и маленьких мух оглушали своим непрерывным жужжанием.
– Прикажите повитухе уйти из хижины, – обратилась Таня к Киви. – Пусть при роженице останется только служанка.
Киви перевел Танин приказ. Повитуха стала громко протестовать. Поднялись негодующие крики среди женщин – родственниц, соседок, сидевших на земле вокруг хижины в ожидании событий. Но Киви был неумолим. Когда все аргументы были исчерпаны и не достигли цели, Киви пригрозил, что «белая колдунья» поразит скот тех, кто не хочет ей повиноваться. Это подействовало, и повитуха вышла из хижины, бросив на Таню взор, полный ненависти.
Затем Таня потребовала, чтобы подняли циновку. Дневной свет ворвался в хижину. Это противоречило обычаям племени и опять вызвало шумные протесты со стороны женского окружения хижины. Но Таня решительно настаивала, и женщины, памятуя о только что высказанной Киви угрозе, примирились с неизбежным.
Теперь Таня занялась обследованием роженицы.
– Ну как? – послышался из-за стены голос Степана.
– Совершенно то же, что было с нашей уборщицей Аксиньей… Помнишь? – откликнулась Таня.
– Справишься?
– Справлюсь, но действовать надо быстро. Женщина очень истощена… К счастью, сердце хорошее…
Таня открыла свою медицинскую сумку, вынула шприц и ампулки с камфарой. Тщательно вымыв руки и смазав их йодом, она принялась за работу. Служанка с ужасом смотрела на эти приготовления. А когда Таня хотела вонзить в тело женщины иглу, она бросилась к ней и схватила за руку.
Таня вырвала свою руку и крикнула Киви:
– Скажите ей, что, если будет мешать, жена вождя умрет!
Негритянка смирилась и поклонилась белой чародейке до земли. Таня через Киви приказала вскипятить воду.
Камфара возымела свое действие. Через некоторое время роженица ожила, стала двигаться, громко стонать. Теперь служанка смотрела на Таню как на божество и беспрекословно выполняла все ее распоряжения.
Забыв обо всем на свете, кроме матери и ребенка, которых она должна была во что бы то ни стало спасти, Таня не замечала ни времени, ни окружающей обстановки.
Нервно расхаживающий вокруг хижины Петров несколько раз спрашивал через стенку:
– Ну как?
И Таня каждый раз торопливо отвечала:
– Нормально. Не мешай! И продолжала работу.
…Впоследствии Таня никак не могла припомнить, сколько времени провела она у постели жены вождя. Но зато с чрезвычайной яркостью запечатлелось в ее сознании другое: она выходит из хижины и с гордостью показывает всем, кто сидит на улице, новорожденного, с такой гордостью, будто бы это был ее собственный сын. А маленькое черное тельце, крепкое и здоровое, извивается у нее в руках, и мальчишка оглашает воздух громким, пронзительным криком…
Эффект этого события был потрясающий. Толпа, теснившаяся перед хижиной, немедленно разбежалась, разнося во все концы селения весть о необыкновенном происшествии. «Белая колдунья» оказалась сильней всех злых духов! К вождю прибыл столь долгожданный сын и наследник!..
В этот торжественный момент на сцене появился и сам вождь. До сих пор он предпочитал сноситься с Таней через своего советника – высокого негра, который привел группу белых в селение. Теперь, придя в бурный восторг от исполнения заветного желания, вождь вышел из своей хижины и отвесил глубокий поклон Тане, приложив широко раскрытую ладонь к груди. Вождь был рослый, красивый африканец с умными и энергичными чертами лица; тело его от подмышек до щиколоток было обернуто куском пестрой ткани, с шеи на цепочке свисала серебряная бляха, выдаваемая деревенским вождям колониальными властями; ноги его были обуты в остроносые европейские ботинки, которые выглядели особенно экзотично рядом с босыми ногами его подчиненных.
Вождь произнес краткую речь. Киви перевел ее: «Нет предела нашей благодарности, – говорил вождь, – и я хотел бы исполнить всякое желание великой белой колдуньи. Чего она просит? Какой награды хочет?»
Таня ответила, что ей никаких наград не надо, что она поздравляет вождя с новорожденным сыном и просит только одного: помочь ей и ее спутникам поскорей добраться до линии железной дороги.
Вождь ответил, что он окажет белым путешественникам всяческое содействие, но сверх того он хотел бы все же вознаградить великую колдунью за ту большую услугу, которую она оказала ему и его жене.
Таня с улыбкой вновь повторила, что ей ничего не надо, а лучшей наградой для нее будет здоровье и счастье только что родившегося ребенка.
Но вождь никак не хотел понять Таню. Сначала он пытался осчастливить ее пачкой английских кредиток, а когда это не удалось, то принес из глубины своей хижины миниатюрную статуэтку из слоновой кости и торжественно сказал:
– В течение многих поколений этот бог охранял нашу семью от горя и несчастий! Возьми его ты – пусть он теперь охраняет тебя от горя и несчастий!
Отказаться от такого подарка было невозможно. Таня приняла его и низко поклонилась вождю.
Через день путники снова тронулись в дорогу. Но теперь все было по-иному. Вождь племени дал чужеземцам группу носильщиков и охрану. Они должны были проводить путешественников до ближайшей железнодорожной станции, расположенной в пяти переходах от селения. Для Тани вождь прислал специальные носилки – примитивный паланкин, сплетенный из лиан и жердей. Четыре рослых негра опустили эти носилки перед Таней, приглашая ее сесть, но она очень смутилась и стала отказываться.
Негры были расстроены. А Киви сказал:
– Если вы откажетесь, то обидите вождя племени и все племя. Разве они сделали вам что-либо плохое?
Таня пожала плечами и, покраснев от неловкости, уселась в паланкин, который дюжие воины подняли на свои крепкие плечи.
Глава двенадцатая
МЫС ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ
Когда Петров устроился в вагоне железной дороги и, устало вытянув ноги, полузакрыл глаза, им овладело странное чувство, будто все, что произошло за эти двенадцать дней, случилось не с ним и его друзьями, а промелькнуло в каком-то странном приключенческом фильме.
Однако покачивание вагона, мелькающий за окном африканский пейзаж и, главное, еще незажившие ссадины на руках и ногах очень быстро вернули его к действительности. Нет, и авария самолета, и блуждание по тропическому лесу, и схватка с леопардом – все это не пригрезилось…