— Приходи сейчас, — сказала она с явным беспокойством в голосе. — Тобин у меня. Магия разрушилась.
Аркониэль поспешно вытер лицо и кинулся в конюшню. Он не стал терять время на то, чтобы оседлать коня: просто накинул на своего мерина уздечку и вцепился ему в гриву.
Лхел ждала его на опушке, как всегда. Аркониэль слез с коня и пошел за ней пешком между деревьями, ему показалось, что на этот раз Лхел вела его более коротким путем, чем обычно. Уже больше двух лет он был ее учеником и любовником, но ведьма все еще не доверяла ему настолько, чтобы показать дорогу к своему жилищу.
На поляне Аркониэль увидел Тобина. Тот сидел на бревне, закутавшись в шкуру барса. Лицо мальчика осунулось, под глазами были темные круги. Он дремал, но резко выпрямился при их приближении.
— Тобин, как ты себя чувствуешь? — спросил Аркониэль, опускаясь перед мальчиком на колени. Была ли это игра воображения или знакомые черты уже немного изменились?
— Немного лучше, — ответил Тобин, хотя все еще выглядел испуганным. — Лхел говорит, что чумы у меня нет.
— Конечно, нет!
— Но объясни мне, что со мной происходит! — Тобин показал волшебнику кровавое пятно на своей плоской гладкой груди. — Кровь все время сочится, и снова появилась боль. Все-таки, должно быть, это Красно-черная смерть. Что еще это может быть?
— Магия, — ответил ему Аркониэль. — Заклинание, которое было совершено давным-давно и которое перестало действовать раньше времени. Прости меня. Ты не должен был этого обнаружить.
Как он и опасался, такое объяснение только еще больше испугало Тобина.
— Магия? Я заколдован?
— Да. Это магия Лхел.
Тобин бросил на ведьму укоризненный взгляд.
— Но почему? И когда ты это сделала? Когда капнула моей кровью на куклу?
— Нет, кееса. Много времени назад. Когда ты только родиться. Айя и Аркониэль идти ко мне и просить. Говорить, твой лунный бог так желает. И твой отец желает. Ради твоего пути воина. Пойдем лучше показать, чем говорить.
Ки собирался скакать прямо в замок и найти Аркониэля, но у Брата были другие планы.
Следуй за мной, — приказал призрак своим хриплым шепчущим голосом. Ослушаться Ки не осмелился.
Брат свернул на звериную тропу через лес, ведущую к броду на реке.
Ки по дороге еще раз приоткрыл мешок и взглянул на старую куклу, гадая, какое значение она может иметь для духа. Однако было ясно, что значение она имеет, потому что Брат неожиданно оказался совсем рядом, и на Ки пахнуло холодом.
Не для тебя! — прошипел Брат, стиснув ногу Ки ледяными пальцами.
— Мне она и не нужна! — Ки поспешно завязал мешок и прижал его ногой к седлу.
За рекой тропа пошла в гору, и скоро Ки увидел знакомые места. Он узнал большой камень, на котором однажды в жаркий день они с Тобином разложили угощение, отправившись с Лхел и Аркониэлем на пикник. Теперь, должно быть, уже недалеко ехать.
Как ни устал Ки и как ни смущало его общество Брата, он не сдержал улыбки при мысли о том, как удивятся все в замке, увидев его.
Тобин поежился, наклонившись над гладкой поверхностью озерца. Лхел велела ему снять тунику и рубашку. Глядя в воду, мальчик видел свое отражение и красное пятно на груди. Он подумал, что мог бы его смыть, но не решился. Лхел и Аркониэль так странно смотрели на него…
— Смотри в воду, — сказала Лхел, зашуршав чем-то у него за спиной. — Аркониэль, ты говори.
Волшебник опустился на колени рядом с Тобином.
— Рассказать тебе все следовало бы твоему отцу или Айе. И ты должен бы быть старше и готов к тому, что тебе предстоит. Однако, похоже, у богов другие намерения.
Ты слышал разговоры о том, что твой мертворожденный близнец был девочкой. В определенной мере это так и есть.
Тобин поднял глаза на Аркониэля и прочел на лице волшебника глубокую печаль.
— В ту ночь твоя мать родила двойню: мальчика и девочку. Один из младенцев, как ты знаешь, умер. Только, понимаешь ли, выжила девочка. Ты, Тобин. Лхел использовала особую магию…
— Связывание кожей, — вставила Лхел.
— Да, связывание кожей, чтобы заставить тебя казаться мальчиком, а умершего мальчика — Брата — девочкой.
На мгновение Тобину показалось, что он лишился способности говорить, как было с ним, когда умерла Ариани. Однако ему удалось хрипло выдавить:
— Неправда!
— Это правда, Тобин. Ты — девочка, имеющая форму мальчика. И скоро придет время, когда тебе придется отбросить фальшивую форму и занять свое место в, мире женщиной.
Тобин дрожал, и не от холода.
— Но… но зачем?
— Чтобы защитить тебя до тех пор, пока ты сможешь стать царицей.
— Защитить меня? От кого?
— От твоего дяди и его Гончих. Они тебя убьют, если узнают. Царь убил бы тебя в ту ночь, когда ты родился, если бы мы не сделали того, что сделали. Он уже убил других, многих других, которые, как он боялся, станут оспаривать его права на престол — и права Корина тоже.
— Нирин сказал… но он говорил о предателях!
— Нет, они были невинны. И они имели гораздо меньше прав на корону, чем ты, дитя его собственной сестры. Ты ведь знаешь пророчество оракула в Афре. Ты — истинная дочь Фелатимоса, последняя наследница по прямой линии. Связывание кожей было единственным известным нам средством защитить тебя. И до сих пор магия Лхел работала.
Тобин продолжал смотреть на свое отражение в воде — те же глаза, те же волосы, тот же шрам на остром подбородке.
— Нет! Вы лжете. Я хочу быть тем, кто я есть. Я воин!
— Ты никогда никем иным и не была, — сказал Аркониэль. — Однако Иллиор предназначил тебе более великую судьбу. Иллиор показал Айе твое будущее, еще когда ты была во чреве матери. Бесчисленным волшебникам и жрецам ты являлась в видениях. Ты станешь великой воительницей и великой царицей, как сама Герилейн.
Тобин зажал руками уши и яростно затряс головой.
— Нет! Женщины не бывают воинами! А я воин! Я Тобин. Я знаю, кто я есть!
На него пахнуло мускусом и травами, когда Лхел опустилась на колени рядом с ним с другой стороны и обняла его своими сильными руками.
— Ты та, кто ты есть. Позволь мне показать. Она закрыла кровавое пятно на груди Тобина ладонью, и на мгновение боль вернулась, царапаясь, как ножки сороконожки. Когда ведьма отняла руку, Тобин увидел вертикальный ряд стежков, точно такой же, как тот, который однажды показал ему Брат. Стежки были крошечными, словно сделанными паутинкой. Однако его рана зажила, шрам стал невидим, и только нижний край его кровоточил, как рана на груди Брата.
— Магия ослабела, узы больше не держать. Нужно новую магию, — сказала Лхел. — Твое время показать настоящее лицо еще не наступить, кееса.
Тобин с благодарностью прижался к ней. Он не хотел изменяться.
— Но как… — начал Аркониэль. Лхел остановила его, подняв палец.
— Позднее. Тобин, тебе следует знать свое настоящее лицо.
— Не хочу!
— Да. Знать хорошо. Давай, кееса, смотри. Лхел коснулась пальцем шва у Тобина на груди, и когда она заговорила снова, он услышал ее голос не ушами, а внутри головы, впервые ее слова звучали ясно и без акцента.
— Богиня-Мать, я ослабляю эти стежки, сделанные во имя тебя, сделанные в ночь твоей убывающей осенней луны, чтобы наложить их снова крепкими при свете луны нарождающейся, и пусть связывание кожей защитит это дитя. Позволь дочери, носящей имя Тобин, увидеть свое истинное лицо в твоем зеркале. Распадись, лунная пряжа, здесь. — С этими словами Лхел провела рукой по глазам Тобина и заставила его снова наклониться над зеркальной гладью озерца.
Неохотно, со страхом Тобин посмотрел на незнакомку, чье лицо отражалось в воде.
Разницы почти не оказалось.
Перед ним была девочка — в этом сомнения не было, но у нее были его синие глаза, его прямой нос и острый подбородок, даже тот же самый шрам. Тобин боялся, что увидит изнеженную глупую девчонку, вроде тех, что видел при дворе, но в этой девочке ничего мягкого не было. У нее, может быть, оказались немного более высокие скулы, губы чуть более пухлые, но она встретила его взгляд с той же настороженностью, которую он так часто замечал, глядя в зеркало, и с такой же решимостью.