Она вышла в Лейтонстоуне. Уже наступили сумерки, и все казалось серым и немного размытым. Оранжевые уличные фонари мерцали на влажных тротуарах. Мимо нее, раскачиваясь, проезжали автобусы. Улица, где жил Алан, была длинной и прямой, словно коридор, составленный из террасных зданий времен позднего викторианства, а по обе стороны дороги высились могучие платаны, должно быть, появившиеся здесь примерно тогда же, что и дома. Алан жил в доме № 108, в дальнем конце улицы. Двигаясь вперед, невольно замедлив шаг, словно желая оттянуть момент встречи, она заглядывала в эркеры других зданий и видела большие комнаты нижнего этажа, выходящие на противоположную сторону, на сады, погруженные в зимний сон.
Фрида собралась с духом, но все равно у нее засосало под ложечкой, когда она открыла калитку и позвонила в темно-зеленую дверь. Из глубины дома донесся бойкий двойной перезвон. Она замерзла и устала. Она позволила себе подумать о своем доме, о камине, в котором она разожжет огонь, как только закончит дело. Затем послышались шаги, и дверь распахнулась.
– Что такое?
Женщина, появившаяся на пороге, была маленького роста и крепкой комплекции. Она стояла, слегка расставив ноги, всей ступней опираясь на пол, словно приготовившись к бою. У нее были каштановые, коротко подстриженные волосы, большие и довольно красивые серые глаза, бледная гладкая кожа, родинка над верхней губой, волевой подбородок. На лице – никакой косметики, из одежды – джинсы и серая фланелевая рубашка с закатанными до локтей рукавами. Прищурившись и решительно сжав губы, она посмотрела на Фриду.
– Меня зовут Фрида. Я думаю, Алан меня ждет.
– Ждет. Входите.
– Вы, наверное, Кэрри.
Она вошла в прихожую. К ее ноге что-то прижалось, и она опустила глаза. Крупная кошка терлась о ее ноги, издавая гортанное урчание. Фрида наклонилась и провела пальцем по дрожащему от мурлыканья хребту.
– Это Гензель, – сообщила Кэрри. – Гретель крутится где-то рядом.
Внутри было тепло и темно, в воздухе стоял приятный древесный аромат. Фриде показалось, что она вошла в мир, о котором совершенно невозможно догадаться, глядя на фасад здания. Она думала, что дом будет похож на другие, мимо которых она шла: никаких внутренних перегородок, новые окна до самого пола – сплошное открытое пространство. Вместо этого она попала в муравейник, пронизанный ходами, полный крошечных комнаток, набитых высокими буфетами и широкими, заставленными различными предметами полками. Кэрри, не останавливаясь, провела ее через гостиную, но Фрида успела заметить уютный мягкий уголок около встроенного чугунного камина, а также навесной шкафчик с прозрачными стеклянными дверцами: в нем были выставлены птичьи яйца, перья, сделанные изо мха и прутиков гнезда, а у самой дверцы – даже чучело зимородка, правда, лысоватое. Комната, прилегающая к гостиной, – та самая, чью стену большинство людей снесло бы, – оказалась еще меньше, и центральное место в ней занимал большой стол, где стояло несколько моделей самолетов из пробкового дерева, примерно таких, какие делал брат Фриды, когда был маленьким. Стоило ей только взглянуть на них, и она тут же ощутила запах клея и лака, почувствовала крошечные клейкие пузырьки на кончиках пальцев, вспомнила малюсенькие баночки серой и черной краски.
На стене кухни, выходящей в сад, висело несколько семейных фотографий в рамках: Кэрри, еще малышка, на садовой скамейке, втиснувшаяся между сестрами; Кэрри, позирующая для семейного фото вместе с родителями; фотографии Алана. На одной он был изображен с родителями – низенькая, приземистая фигурка между двумя высокими и худыми, – и, проходя мимо, Фрида попыталась получше ее рассмотреть.
– Присаживайтесь, – сказала Кэрри. – Я позову его.
Фрида сняла пальто и села за небольшой столик. Дверца для кошек в большой двери черного хода затарахтела, и в дом проскользнула вторая кошка, покрытая пятнами черного, белого и рыжего цветов, словно приятная глазу мозаика. Она прыгнула на колени к Фриде, устроилась там и принялась изящно вылизывать лапку.
Кухня условно делилась на две части. Фрида восприняла ее как воплощение двух различных интересов, точное обозначение места в доме Кэрри и Алана – женщины, увлеченной кулинарией, и мужчины, любящего мастерить. На одной стороне находились все вещи, которым обычно отводят место в кухне: духовка, микроволновка, чайник, кухонные весы, комбайн, магнитная полоса для острых ножей, стойка для специй, башни из сковородок и кастрюль, миска зеленых яблок, полочка для кулинарных книг (некоторые старые и потрепанные, а другие новехонькие), фартук на крючке. Стена с противоположной стороны была заставлена узкими полками, разделенными на ящички. Каждый отдельный ящичек был аккуратно подписан крупными буквами: «Гвозди», «Гвозди с широкой шляпкой», «Шурупы 4.2 × 65 мм», «Шурупы 3.9 × 30 мм», «Стамески», «Прокладки», «Плавкие предохранители», «Радиаторные ключи», «Денатурат», «Наждачная бумага крупная», «Наждачная бумага мелкая», «Сверла», «Батарейки AA». Этих ящичков было, наверное, десятки, если не сотни; в результате стена произвела на Фриду впечатление улья. Она представила, сколько труда было вложено в такую систему ящичков, мысленно увидела, как Алан короткими толстыми пальцами аккуратно раскладывает по местам крошечные предметы, как его круглое, по-детски наивное лицо расплывается в довольной улыбке. Образ оказался таким ярким, что она с трудом вернулась к реальности.