Ваза была синевато-радужная, словно ее окунули перед обжигом в туалетный дезинфектант. Из горлышка торчали красные, белые и розовые гвоздики. Впечатление они производили тревожное, мертвенное. Настоящие ли? — погадала госпожа Сампрас.
— Вы думаете о том, настоящие ли они, — заметил диктатор.
— Да, — сказала она.
— Разумеется, настоящие, — проурчал он. — Потрогайте их.
— Я вам верю, господин президент, — произнесла, не стронувшись с места, госпожа Сампрас.
— Потрогайте.
Госпожа Сампрас колебалась, ее словно сковал паралич отвращения. Не висит ли сейчас на волоске все будущее? — гадала она. Будущее мужа и детей. В лагере ей доводилось падать так низко, что она лизала сапоги своих мучителей, и это было еще не самое худшее. И вот сейчас она не могла заставить себя прикоснуться к цветам.
— Они очень украшают помещение, вам не кажется? — сказал диктатор, словно бросая ей новый вызов.
— Да, — согласилась госпожа Сампрас. — Жаль, что ради этого их приходится срезать, не так ли?
Старик наполовину прикрыл глаза, словно устав от людей, не способных освоиться с реальностью.
— Там таких еще много, — заверил он госпожу Сампрос. — Там, откуда взяты эти..
И он вдруг склонился над столом и протянул ей конверт.
Вглядываясь в фотографии своей семьи, Гала изо всех сил старалась оставаться спокойной. Она дышала глубоко и размеренно, несколько раз сморгнула. Руки ее, снова и снова перебиравшие снимки, не дрожали.
Наконец, она произнесла:
— Фотографии моих детей очень хороши. Такие четкие. Видно, что их снимали совсем недавно.
Диктатор откинулся в кресле, и оно удовлетворенно крякнуло.
— Как быстро они растут, правда? — сказал диктатор.
— Да, милостью Божией, — ответила госпожа Сампрас. — Однако… фотография мужа выглядит не такой недавней. Собственно, ее могли сделать и несколько лет назад.
Снова скрип, еще более громкий — диктатор склонился над столом, сцепив поверх него руки.
— Уверяю вас, снимок свежий.
Госпожа Сампрас, нахмурясь, держала фотографию перед лицом.
— Он выглядит совсем не таким постаревшим, как я ожидала, — сказала она.
Диктатор рассмеялся:
— Интересно, польстили бы ему ваши слова — или задели бы?
— Не знаю, — сказала она. — Придется спросить его об этом самой.
— Надеюсь, у вас будет случай сделать это.
— О да… — произнесла госпожа Сампрас — неуверенно, словно ей грозила опасность снова забыть обо всем на свете. — Вопрос только в том — когда?
— А ответ таков: так скоро, как это станет возможным, — ответил диктатор. — Ваше воссоединение согреет мое стариковское сердце. Собственно, я жду его с великим нетерпением. Уверен, оно станет самой памятной минутой моего выздоровления.
Гала облизывала губы, сглатывая, сглатывая. И после определенных усилий ей удалось отогнать привычные мысли — на миг.
— Вам все же необходимо сбросить немного веса, — вздохнула она.
Диктатор вдруг вскочил, испугав ее, и замахал, точно бегун-марафонец, руками. Ноги его, укрытые письменным столом, двигались вяло, если двигались вообще.
— Видите! — радостно отдуваясь, словно поддразнивая ее, воскликнул он. — Я уже начинаю!
Неделю спустя, в утро перед операцией, госпожа Сампрас еще раз встретилась с диктатором в его кабинете. Выглядел диктатор нисколько не изменившимся, но при этом явно ожидал похвал за сброшенные им несколько фунтов. Госпожа Сампрас, сохраняя серьезное лицо, похвалила его. Пререкаться с ним по поводу его дряблости никакого смысла не было — она еще откроет свои карты, но там, где это действительно важно.
— Никаких вооруженных людей в операционной быть не должно, — сказала госпожа Сампрас, когда они начали обсуждать приготовления к вечеру.
— Солдаты будут стоять в отдалении, — возразил диктатор. — Вы их даже и не заметите.
Гала закрыла глаза, плотно сжала губы. Перед ее мысленным взором — или на оборотной стороне сетчатки — поплыло негативное изображение освещенных солнцем цветов. Сегодня ими оказались красные розы, их было натискано в вазу слишком много, и стебли выглядели худосочными, некрасивыми из-за содранных с них шипов.
— Одна пылинка с винтовки, — сказала она, — содержит миллион микробов, их там более чем достаточно, чтобы они пронеслись по вашему телу, подобно чуме. Вас может убить даже пряжка солдатского ремня — и вовсе не тем способом, какой принято использовать для этого в нашей стране.
— Вы думаете, мне это не известно? — сердито осведомился диктатор. — Да у меня по таким делам университетская степень. Я имел в виду другое — мои люди станут наблюдать за вами сквозь стекло. Для них это будет полезно, в образовательном смысле. Вдруг им придется когда-нибудь самим проводить хирургические операции.