Спокуха, Джони! — это он, между прочим, кричал белобрысой девчонке на две головы его ниже, полненькой, с косичками... ну, в общем, на «Джони» никак не похожей. — Спокуха, тебе говорят! Я уже пашу на дядю Серегу три месяца, а ты здесь первый раз. С какого же фига тебе должны давать такой же пай?!
А почему ты здесь все распределяешь? Юра так не говорил!
Правильно! Но «манишки»-то он дал мне!
И сказал: «Раздели честно!»
Вот я честно и делю! ,.
Нет, не честно! Врешь! — И девочка с косичками вдруг залепила здоровенному Ромашкину пощечину.
Страшно было подумать, что теперь произойдет. Но ничего особенного не произошло — Ромапшин растерялся. Он, похоже, не мог поверить в случившееся. Но постепенно осознавал. Так что девчонке не поздоровилось бы.
Но тут уж вмешалась Ольга, — как известно, крупный специалист по разниманию.
Эй, вы! — уверенно окликнула она спорщиков. — Нас Юра послал. — Тут она посмотрела на Ромашкина: — Юра так и знал, что ты глотничать будешь! Всем поровну, понятно?.. Сколько там у вас денег?
Четыреста, сколько же еще-то... — проворчал Ромашкин.
Ольга мгновенно подсчитала — компания «пострадавших» состояла из восьми человек — и сказала:
— Да, все правильно. Он сказал, что всем по полтиннику.
Ребята, хоть и хмурые, но все же мирно разделили деньги, бормоча: «У тебя сдача есть?.. Червонец найдется?..» Так обычно говорят люди, когда делят не очень богатые барыши.
Потом они потеряли друг к другу всякий интерес и распались, как стальные шарики, на которые вдруг перестал действовать магнит.
— Пошли! — шепнула Надя и потащила подругу за белобрысой девочкой.
Однако Ольга покачала головой и направилась к Ромашкину. Белобрысая ведь мало что знала — об этом же сам Ромашкин сказал. А вот у Ромашкина они могут кое-что выведать, если, конечно... Но это уж надо иметь артистические способности и внешние данные.
И тут прямо как с неба что упало — то есть она вдруг вспомнила, как этого верзилу зовут. Побежала за ним впереди Нади, крича на бегу таким примерно голосом, каким фанатки группы «На-На» зовут какого-нибудь Жеребкина:
— Виталий!.. Виталик! — Именно так звали Ромашкина.
И верзила, конечно, обернулся. Да нет на свете такого мальчишки, который не обернулся бы на столь сладкозвучный голос.
Можно с тобой поговорить, Виталий?
Поговори, — ответил он якобы неохотно. А якобы — потому что Оля Серегина была довольно- таки симпатичная и складная девочка, притом и одета привлекательно.
Ольга подошла к нему с такой, знаете, скромностью, от которой мальчишки... ну просто балдеют! Однако дальше ей уже было не до кокетства. Требовалось выведать серьезные вещи. Она сказала:
Можно у тебя спросить кое-что... не задаром.
Ну, это само собой, что не задаром! — спокойно ответил Ромашкин, и Ольга поняла: не больно-то он обалдел от ее несказанной красоты.
Может, оно и к лучшему, что не обалдел?
Скажи, пожалуйста, Ромашкин, почему вам деньги заплатили?
А твое какое дело?
За ответ сто рублей!
Реакция у Ромашкина оказалась отличная, несмотря на то, что он был длинный и нескладный.
Просто Евдокимыч должен был нам, — ответил он, не напрягаясь, ровным голосом.
Ну, ясно, спасибо. — Ольга с равнодушным видом кивнула. И сделала вид, что собирается уйти.
Привет тебе горячий! — закричал Ромашкин. — А где же сто?
А я за вранье ничего не обещала!
Дылда посмотрел на нее совсем другими глазами: мол, надо же, какая девица, соображает...
— А зачем тебе это, собственно, надо?
А какое твое, собственно, дело? — Ольга усмехнулась довольно-таки равнодушно. — Меня-то берут в Туапсе, мне на все начихать!
Так зачем же...
Да просто странно! — Ольга сказала это так, что Ромашкин не мог не поверить. — Любопытно, понимаешь?.. Я поеду выступать, а мне не заплатят. Ты вылетел из школы, а тебе деньгота идет!
Честное слово, она могла бы гордиться своим талантом актрисы. По крайней мере, Виталий Ромашкин ей поверил. Скривил губы, пожал плечами и ответил:
Вот гадом буду, не знаю! Я уже давно работаю «провальником». Кого-то куда-то берут, возят, а меня отсеивают после экзамена.
Но почему? Зачем все это?
Клянусь, не знаю. Нам платят, а мы играем... А бывает иногда, он требует, чтоб я для виду расстраивался, иногда кричал: «А почему, а за что?..» У нас команда. Только вот эта, Верка, новенькая... — Тут он кое-что сообразил: — Насвистела, что Юра велел поровну?