А Олег соображал, почему его сестренка — любимая, ненаглядная, которой он ничего подобного, конечно, словами не говорит, но чувствует-то именно это, почему она решила от него избавиться! Ведь Олег знал, что Оля ничего не любит делать без него. А тут вдруг — раз и...
Значит, что?.. Ну, думай же!
Значит, я ей чем-то мешал. Она с кем-то хотела встретиться, а я и Генка — мы ей мешали.
И тут, когда он произнес про себя Генкино имя, многое сразу прояснилось. Так молния иной раз вспыхивает в темноте, освещая лесную поляну, и черный камень посредине, и человека в старинном плаще, со шпагой, который... ну, в общем, и так далее — вы меня поняли, верно?
Вот так же и у Олега в памяти пролетела «молния». И он вспомнил, как Олька вдруг ни с того ни с сего вернулась к этому Шальневу. Сказала: я там кошелек позабыла?
Да ничего она там не забывала! Она с ним хотела поговорить, дополнительно... Олег попробовал припомнить лицо этого Лени, так называемого. И попытался припомнить, что он сам чувствовал, когда смотрел на Шальнева.
Ну точно! Ленька явно что-то недоговаривал! Но Олегу стало неприятно с ним общаться. Противно, когда человек скользкий.
А ведь это непрофессионально получается, друг мой! Если ты собираешься быть сыщиком, тебе не до подобных ощущений!
Значит, Ольга еще раз поговорила с Шальневым... А потом?
Вот что самое главное. Но пока надо к Шальневу и потрясти его по полной программе! Он повернулся к Генке, и вдруг тот сказал:
Здесь в пяти минутах живет один пацан клевый. У него есть мопед. Нам надо на мопеде лететь.
А ты уверен, что он нам даст?
Уважает! — коротко бросил Генка.
А Олег, между прочим, успел заметить: если этот пацан чего говорит, то так оно и есть. У него, может, характер не самый лучший. Но то, что он не трепло, — пятьдесят процентов.
— Тогда погнали, Ген! Только мы потом поедем не в ДК «Суворовсский», а...
И Олег рассказал другу, чего он насоображал, пока Генка думал о мопеде.
И уже через десять минут они на отличнейшей двухколесной машине гнали по остывающим от дневного жара ростовским улицам, на которые волна за волной вливался погожий вечер.
Это что за улица, Ген?
Наша самая главная. Называется Садовая... А теперь поворачиваем на Буденновский проспект.
Олег невольно рассмеялся, потому что вспомнил шутку великого клоуна дяди Семы Птициани.
Когда ему надо с ходу вклиниться в разговор, он заявляет:
— Тихо, лошадь! Я Буденный!
Повернули они, между прочим, не особенно соблюдая правила уличного движения. Они вообще ехали, «не очень соблюдая». Но кто ездит на велосипеде или на мопеде, тот скажет вам, что у этих штук другие правила уличного движения, чем у машин.
Милиция такого подхода, естественно, не признает. Но и в то же время смотрит сквозь пальцы на то, как два пацана едут через переход, не дожидаясь зеленого света. А где пробка, там можно и по тротуару, чтоб оказаться впереди всей этой лавины пыхтящих четырехколесных чудовищ. Да, скажу вам по правде: на мопеде и на велике вы двигаетесь ничуть не медленней, чем на автомобиле. По городу, конечно, особенно по центру.
А им надо было именно по центру. Уже минут через десять ребята притормозили возле шальневского дома-громилы.
— Один иди, — сказал Генка. — Я ему, во-первых, в морду могу нечаянно дать, а во-вторых, тут такие пацаны улетные. Оглянуться не успеешь, на твоем мопеде уже катаются где-нибудь километров за пять отсюда.
Глава XXI ДРАГОЦЕННАЯ ТУФЕЛЬКА
Пожалуй, Олег даже был рад, что Генка с ним не идет: нормального разговора в присутствии этого сурового мотоциклиста могло бы и не получиться.
Едва Шальнев открыл дверь, Олег сказал ему:
— Лучше сразу говори правду!
Из квартиры уютно пахло ужином и слышалось звяканье расставляемых тарелок — там, наверное, шальневская мама собиралась порадовать сынка каким-то любимым блюдом.
— Какую правду? — удивился Леня очень натурально. — Чего ты наезжаешь?..
— Ту правду, которую ты сказал моей сестре! — и неожиданно для себя он взял Шальнева за майку, точно так же, как это несколько часов назад сделал Генка. — Я тебя очень прошу!- По-моему, с ней там что-то может случиться... Где она?!
И таким голосом он это спросил и так крепко схватил Леню Шальнева. Эх, никакой, даже самый страшный Генка, так не сумел бы.
Леня, ты идешь? — крикнул из квартиры женский голос.
Он сейчас придет! — твердо ответил Олег, не отпуская, однако, Шальнева. И добавил очень тихо: — Прошу тебя, говори быстрее!