Мальчишки чуть-чуть «удлинили» свои руки, а Надя ухитрилась чуть-чуть повыше подпрыгнуть на своих почти двое суток не работавших ногах, — и потянули Надю вверх.
— Олечка!
Но тут она увидела Ромашкина, подскочила к нему, влепила пощечину, потом еще одну.
— Ты ошибаешься, — начал Ромашкин.
Но быстро понял, что это дохлый номер, словами не поможешь. И понял еще, что зря согласился ехать с этими... Уж лучше бы в милицию пойти!
Не дожидаясь третьей пощечины, Ромашкин сильно толкнул Надю, так, что она едва снова не оказалась в погребе. Бросился к двери. Но это был пустой номер. Олег сделал ему подножку, а Генка тут же прыгнул рэкетиру на спину.
Не бейте меня! — завопил Ромашкин жалким голосом.
Бить тебя никто не собирается, — ответил Генка мрачно. — Я тебя убивать буду!
Но такие сцены, конечно, не могут длиться до бесконечности. Над поверженным противником порядочные люди не издеваются. А вот наказать его следует...
В погреб! И сиди там!
Вы что, с ума сошли?! — закричал Ромашкин. — Я же здесь умру! Я-то ее кормил.
Мы тебя тоже покормим... со временем.
Тут Олег с Генкой схватили Ромашкина за шиворот и за грудки. От страха тот не сопротивлялся нисколько и вообще стал как мешок, например, с отрубями. Опустили позорного Виталия в дыру погреба и отпустили руки. Услышали, как он шлепнулся там на землю.
— В погреб! И сиди там! — Вы что, с ума сошли?! — закричал Ромашкин. — Я же здесь умру!
— Все, голубь, сиди, не кашляй!
В ответ раздался тонкий, какой-то девчоночий вой. Они просто закрыли крышку.
Там дышать-то можно, Надь? — спросила Ольга.
Дышала! — ответила Надя сердито и побежала в ванную.
Вскоре, выйдя из дома, они двинулись сперва по переулочку, а потом по улице — вдоль кладбища.
Мама там моя как? — спросила Надя.
Соответственно! — ответила Ольга.
Надо ей сказать, что я в лагерь к ребятам ездила.
А почему не?..
— Сейчас объясню! — и вдруг перебила сама себя: — Но этот Ромашкин — подлец, просто подлец из подлецов! Говорит, давай только к моей тете ни минутку заедем... А я, как последняя идиотка, за ним! Сюда! Прямо в эту яму! А потом приходил в маске — будто я его не узнаю, душегуба!
— Тряпку с эфиром прикладывал?
Надя удивленно посмотрела на Ольгу:
— А ты откуда?.. — внимательней глянула на подружку. — Он и тебя?!
Ольга лишь кивнула в ответ.
— Ну, подлец! — Надя покачала головой. — Просто какой-то...
А зачем ему это надо было?
А вот в том-то и весь секрет. — Надя окинула их загадочным взглядом. — Но я этот секрет знаю!
Глава XXII ВИТАЛИЙ РОМАШКИН
Тут надо вернуться назад, в тот поздний вечер на гостиничном пароходе, когда Ольга легла спать после стольких событий, а Надя продолжала сидеть за столом, глядя на большой плотный конверт с написанным на нем собственным именем. Любопытство снедало ее.
Тут ничего не объяснишь и ничего не расскажешь, кроме того, что некоторые рождаются простыми, обычными людьми, а некоторые до ужаса любопытными!
Надя родилась именно такой. Воспитанием и самовоспитанием можно, конечно, кое-что подправить. Но очень немногое. А тем более Надя вовсе не старалась исправиться. Ей нравилось быть любопытной! Она себя вроде бы слегка поругивала за это, как и мама, как учителя. Но все-таки ей это нравилось. И чтобы узнать что-то новенькое, она буквально была готова, в общем, на очень многое.
Правда, сейчас был особый случай. Сам Висюль-кин, который собирался везти ее в Москву, чтобы показывать обожаемым звездам, сам Висюлькин Сергей Евдокимович запретил открывать эти пакеты. Но ведь и Висюлькин, рассуждала Надя, «вел себя кое-как». Взять, например, эти подозрительные газеты!
Так она и продолжала себя уговаривать. А потом вдруг ее руки сами собой взяли конверт.
Да и надорвали его!
Некоторое время Надя не заглядывала внутрь, как бы ужасаясь содеянному. Но это «некоторое время» быстро закончилось. Она проделала в пакете удобную дыру, сунула туда руку... То, что она увидела, безумно ее разочаровало. В конверте лежало несколько листков совершенно чистой, пустой бумаги. А внизу и по бокам к конверту изнутри были приклеены... какие-то пакетики. Надя быстро отодрала один из них. Под прозрачной пленкой лежало что-то черно-коричневое, маслянистое, похожее, пожалуй, на смолу, но только куда чернее. Надя разорвала и этот пакетик, понюхала, попробовала на язык. Вкус у этого... вещества был какой-то горьковато-сладкий. Непонятный. Но точно, что противный.
Только распробовать эту бяку Надя как следует не сумела, просто не успела. Потому что в дверь их каюты тихо постучали.