— Травматика, — оценил полицейский.
— Ничего, с такого расстояния очень эффективно, — улыбнулся Артем, — на собственном опыте знаю.
Полицейский пожал плечами, однако, видимо, был согласен. Во всяком случае, рук от головы не отнимал.
— Танатос, сними с него пояс и кобуру, — сказал юноша, глядя водителю в лицо и не опуская пистолета.
— Из-за спины, между нами не выходи, — добавил он.
В каком-то отупении стоял пожилой водитель, чувствуя, как неловкие детские руки расстегивают пояс, снимают кобуру.
— Так, — юноша, кажется, расслабился, чуть опустил пистолет, — теперь ноги вместе, господин полицейский. Руки в прежнем положении. Танатос, затяни ремень у него на ногах.
Полицейский почувствовал внизу какое-то неясное движение.
— Не получается. Дырок не хватает.
— Бл*дь, — сказал юноша, — наручники у вас есть?
— Нет, — честно ответил водитель, потому что наручники, во-первых, были не у него, а в машине, а во-вторых, были не личной, а казенной собственностью.
— Тогда вот что, — юноша на секунду задумался. На белом лбу сидел комар, а он не решался сделать даже коротенькое движение, чтобы отогнать его, — просто свяжи ему шнурки.
Мальчик фыркнул, но подчинился.
— Так… Теперь отойди назад. Ты тоже, Гипнос.
— Теперь прошу Вас не нервничать и глупостей не делать. Конечно, так на моем месте любой бы говорил, но мне и правда терять нечего. Выстрелю.
Полицейский кивнул.
— Хорошо. Медленно опускаем левую руку. Теперь вытяните ее из рукава, под куртку.
Пыхтя и изворачиваясь, толстяк выполнил требуемое.
— Теперь так же правую.
Полицейский сделал и это.
— Ну, слава Богу. Танатос, свяжи ему за спиной рукава.
Вот и все. Полицейский оказался в импровизированной смирительной рубашке.
— Фууф, — юноша выдохнул с облегчением, опустил пистолет и наконец пришлепнул комара. Вытащил сигареты, закурил. Дети подошли к нему. Полицейский глядел на них со злобой, какой сам Артем не удостоился.
Юноша повертел в руках кобуру, вытащил пистолет и, подумав, бросил в рюкзак.
— Сколько вас приехало?
— Трое, — честно ответил толстяк. Он был уверен, что это проверка. Про оперов они, конечно, знали. Не могли не знать.
— Где еще два?
— Ушли осматривать деревню и не вернулись, — саркастически улыбаясь, отвечал толстяк. Детские игры какие-то, честное слово. Кожанка его нестерпимо сверкала на солнце, по лицу ручьем тек пот, туго сжатая кожанка мешала дышать, но вообще говоря, он чувствовал себя на удивление неплохо. Даже некоторую удаль и дерзость, позволяющие смотреть на победивших врагов с легким презрением, чувствовал он сейчас в себе.
Юноша насторожился, — давно ушли?
— Я не знаю, — честно отвечал водитель, — я заснул.
Артем поглядел вниз, на тихую деревню. Где-то там пропал дворник. Где-то там пропали, оказывается, еще и двое полицейских.
— Ладно, — он подошел к уазику, распахнул заднюю дверцу — в крошечный зарешеченный отсек.
— Полезайте пока сюда.
Водитель вспомнил, как при задержаниях всегда удивлялся, до чего компактно можно сложить людей.
— Я не помещусь.
Артем легонько пристукнул его по шее «Осой».
— Поместишься. Главное, чтобы голова пролезла.
Водитель покорился и кое-как, с помощью подсаживающего его Артема, уместился в крохотный закуток. Дверь захлопнулась — и все звуки оборвались. Он видел, как что-то беззвучно говорит Артем серьезным детям, как выдает мальчику «Осу» и, прихватив из рюкзака Макаров, отправляется вниз, в деревню. С некоторым злорадством водитель вспомнил, что пистолет не заряжен. А мальчишка даже не удосужился проверить! Видно, и впрямь не дезертир. Однако, зачем он пошел в деревню? Или они и впрямь не знали об операх? Но тогда куда те исчезли? — думал полицейский. И наконец: а что если и этот тоже не вернется?
Он быстро отогнал непрошеную мысль. Проблем и без того хватало, даже с избытком. Он вздумал было покричать, надавить на детей — сдаваться полицейский не собирался, да и толку не было, уж понятно, что все равно убьют — да те скрылись в придорожных кустах.
Водитель с тоской поглядел сквозь частую решетку в салон автомобиля. Висит, покачивается ароматическая елочка — а ведь, наверное, это еще он сам задел ее, когда только вылезал навстречу подлым деткам. «Впрочем, — урезонил себя полицейский, — глупо на них злиться. Может, они в еще худшем положении, чем я».