— Бавено! Мы из Бавено, а не из Маджоре. Кто же врет?
Сержант посмотрел на Витторио.
— Солдат, который действительно воевал в Африке, никогда не скажет, что служил в седьмом корпусе. Он расформирован.
Сержант еще не договорил, когда партизан закричал:
— Синьор! Ваш — другой!
Рука шофера метнулась вниз, выхватив револьвер у сержанта. Внезапность нападения и громкий крик партизана, сотрясший тесный домик, произвели нужный эффект. Солдаты растерялись. У Витторио не было времени на раздумье, он лишь надеялся, что его спутник знает, что делает. Рядовой дернулся к своей винтовке, ухватившись левой рукой за ствол, а правой пытаясь нащупать спуск. Фонтини-Кристи навалился на него, прижал к стене, ударил затылком о твердое дерево. С головы рядового слетела пилотка, в волосах тут же показалась кровь и потекла по лбу. Он рухнул на пол.
Витторио обернулся. Партизан зажал сержанта в угол и молотил рукояткой револьвера. Лицо сержанта превратилось в кровавое месиво: смотреть на это зрелище было страшно.
— Быстрее! — крикнул партизан, когда сержант осел на пол. — Подгоните грузовик к двери. Вплотную к двери. Поставьте между дорогой и домиком. Мотор не глушите.
— Хорошо! — сказал Фонтини-Кристи, который еще не оправился от жестокости и стремительности происшедшего в последние минуты.
— Синьор! — крикнул партизан, когда Витторио уже выходил за дверь.
— Да?
— Ваш пистолет, пожалуйста. Дайте мне его. А то эти армейские как гром грохочут.
Фонтини-Кристи поколебался, потом вытащил пистолет и отдал своему спутнику. Партизан дотянулся до висящего на Стене телефона и одним рывком сдернул его с петель, оборвав провод.
Витторио подогнал грузовичок к двери, левые колеса остались на асфальте: грузовик не уместился между домиком и обочиной. Он надеялся, что задние сигналки светят достаточно ярко, чтобы их заметили подъезжающие машины и успели вовремя объехать.
Партизан вышел из домика и сказал Витторио:
— Выжмите газ, синьор. Путь мотор ревет — чем громче, тем лучше.
Фонтини-Кристи так и сделал. Партизан бегом вернулся в домик. В правой руке он сжимал пистолет Витторио.
Выстрелы прозвучали резко и сильно: два хлопка, неожиданно и страшно разорвавшиеся посреди шума проносящихся мимо машин и ревущего мотора. Витторио смотрел на домик со смешанным чувством страха, трепета и непонятной печали. Он вступил в мир насилия, который никогда не мог понять.
Из домика показался партизан. Он плотно закрыл за собой дверь, влез в кабину, захлопнул двёрцу и кивнул Витторио. Фонтини-Кристи переждал несколько секунд, пропуская поток машин, и нажал на газ. Старенький грузовичок рванулся с места.
— На виа Монте есть гараж, там можно спрятать грузовик, перекрасить его и сменить номера. Это в миле от пьяцца Сан-Джорно. Мы дойдем туда от гаража пешком. Я скажу вам, где свернуть.
Партизан протянул Витторио пистолет.
— Спасибо, — сказал Фонтини-Кристи смущенно, опуская оружие в карман куртки. — Ты их убил?
— Естественно, — просто ответил партизан.
— Надо думать, другого выхода не было.
— Конечно. Вы уедете в Англию, синьор. А я остаюсь в Италии. Меня могут опознать.
— Понятно, — сказал Витторио с легким сомнением в голосе.
— Не хочу вас обидеть, синьор Фонтини-Кристи, но, по-моему, вам не вполне понятно. Для вас, кто всю жизнь прожил в Кампо-ди-Фьори, это все в новинку. Но для нас — нет. Мы уже двадцать лет воюем. Я лично — десять лет.
— Воюете?
— Да. Кто, как вы думаете, обучает ваших партизан?
— Что ты хочешь сказать?
— Я коммунист, синьор. Могущественные промышленники Фонтини-Кристи получают уроки борьбы от коммунистов!
Грузовик мчался вперед. Витторио крепко сжимал руль, пораженный, но почему-то не испуганный словами своего спутника.
— Я этого не знал, — сказал он.
— Странно, правда? — заметил партизан. — Никто никогда не спрашивал.
Глава 4
30 декабря 1939 года Альба, Италия
Бар был переполнен, все столики заняты, посетители громко разговаривали. Витторио прошел следом за партизаном, уворачиваясь от жестикулирующих рук и протискиваясь сквозь нехотя расступавшихся людей, к стойке бара. Они заказали по чашке кофе с бренди.
— Вот они! — сказал партизан, указывая на столик в углу зала.
Там сидели трое рабочих: об их классовой принадлежности свидетельствовали грязная одежда и простецкие лица. За столиком оставался один свободный стул.
— Откуда ты знаешь? Мне казалось, мы должны встретиться с двумя, а не с тремя. С англичанами. К тому же там всего один стул.