Я отключаюсь, но с улыбкой на лице. Не важно, что будет со мной. Главное я сделала.
Обе мои дочери появились на свет…
Несколько часов спустя
Медленно открываю глаза и жмурюсь от яркого света, что отражается с потолка. Ворочаюсь, чуть приподнимаю ресницы. Замечаю капельницу, трубка которой тянется к сгибу локтя. Стараясь не двигать рукой, продолжаю искать взглядом детей.
- Очнулись? — появляется в дверях акушерка. Не та, которая была со мной при родах. Другая. Незнакомая. — Отошли? — пожимаю плечами. — Голова болит?
- Да, давит жутко, — жалуюсь.
Мгновенно забываю о любом дискомфорте, когда в палату ввозят прозрачный короб. Устремляю взгляд на розовый сверток внутри, узнаю пледик — один из тех, которые я покупала для моих детей. Вижу, как малышка копошится в одеялах, попискивает.
Терпеливо жду, когда мне принесут вторую дочь. Покажут обеих, будут меня учить к груди их прикладывать.
Но акушерка мнется на месте, потом выходит — и возвращается с Антоном. Недоуменно свожу брови. Хмурюсь, когда муж приближается и за руку меня берет. Молча.
- А где моя вторая малышка? — с опаской уточняю я и тут же начинаю строить предположения. — В кувез ее пришлось поместить, наверное? Но все ведь нормально с ней будет? Когда мне можно к ней сходить?
Я много читала перед родами. Знаю, что двойни часто рождаются маловесными, да и мои булочки на УЗИ показывали чуть больше двух килограмм. Их теперь придется выхаживать, поддерживать температуру тела…
Но, судя по тому, как бледнеет акушерка и поглядывает на Антона, все гораздо серьезнее.
- Нам очень жаль, — произносит три слова, от которых обрывается все внутри. — Второй ребенок не дышал. Вы потеряли его…
- Что-о? — ору на всю палату. Так внезапно, что доченька заходится плачем. — Нет! — шиплю, не желая больше пугать ее. — Ложь! — приподнимаюсь на локте, и катетер впивается в вену. — Я слышала ее крик!
Антон берет меня за плечи, желая успокоить. Но ни слова не говорит. Будто онемел внезапно.
— Это был крик первой малышки, — спорит акушерка. — Вот она, — указывает на ворочающийся сверток.
Общается со мной, как с сумасшедшей! А сама нагло лжет!
- Нет! Вы врете! Вы даже при родах не присутствовали, — выплевываю обвиняюще. — Где моя дочь? Антон! — с мольбой смотрю на мужа. Защиту в нем ищу.
- Соболезную, мась, — он целует меня в лоб. Будто я тоже покойница. Хотя так и есть! Я не переживу смерть собственного ребенка.
- Нет, — отталкиваю его, рывком подскакиваю, пытаясь сесть. — А-ай! — воплю от резкой вспышки внутри.
Сильные руки обхватывают меня, не позволяя навредить себе еще больше. Но я трепыхаюсь в объятиях мужа, как раненая птица.
- Успокоительное! — орет кто-то чужой над ухом. — Вам нельзя вставать, что же вы творите, — обращено уже ко мне.
Вижу, как мою малышку увозят. Подальше от свихнувшейся матери?
- Верните! — срываю голос. — Обеих верните!
Ощущаю, что через погнутый катетер в вену с трудом вводят что-то ледяное. Сопротивляюсь, когда меня силой укладывают на койку. До последнего борюсь.
- Тише, мась, тише. Нет ее. И не надо тебе ЭТО видеть, — нашептывает муж, но я ему не верю. — Нельзя тебе. Я сам разберусь.
Чувствую, как тело становится ватным. Пытаюсь заорать, но не могу. Словно в ночном кошмаре, когда бежишь на месте и открываешь рот в немом крике. Но страх все равно настигает.
Погружаюсь в свой персональный ад, в котором проведу весь следующий год, оставив в огне половину себя.
Сейчас. Снежана
— Снежана, просыпайся, приехали, — вырывает меня из полубредового состояния бархатный мужской голос.
Щеки касаются холодные пальцы, контрастирующие с окружающей жарой. Аккуратно волосы убирают, проводят вверх к виску. Не сопротивляюсь. Нет ни сил, ни желания.
Устало поворачиваюсь — и тону в знакомом карамельно-янтарном взгляде. Родном таком, что хочется пролепетать: «Я дома». Уголки губ ползут вверх, рисуя улыбку на моем лице.
Но… поморгав часто, я окончательно прогоняю сон — и возвращаю себе образ серьезной, деловой женщины. Потому что напротив меня — Вадим Шторм. Так близко, что аромат его втягиваю носом. Мой босс пахнет свежестью, дождем и немного зеленым чаем. А еще настоящим мужчиной, как бы странно это ни звучало. В противовес Антону.
Шторм другой. Абсолютно.