После одного случая, я перестал к деду ходить, родители запретили категорически. Сашка бегал, пока Павел Карпович не ушел на пенсию. А уже потом он до девятого класса занимался конокрадством, т. е. просто по району воровал с совхозных конюшен лошадей, прятал их по сопкам — это такой местный пацанячий прикол был у нас. Потом уже, когда Приморское село захлестнула наркомания (это еще при Лёне Брежневе было), лошади у наркоманов летом, в период цветения конопли особенно ценились. Потного коня гнали через заросли конопли, а потом соскребали с него пот, смешанный с пыльцой.
Случай со мной такой произошел. На конюшне была одна из любимых наша лошадей — Ласточка. Помесь рысистой и монголки. Светлосерая в яблоках кобыла ростом с монголку, но сложенная почти как арабская. Красавица. Резвая. Нервная. У нее был недостаток — пугливая. Пастухи ее из-за этого не любили брать на конюшне.
Как-то летним утром я на ней выгнал пастись табун и возвращался уже на конюшню, до конюшни меньше километра оставалось, и тут из травы, почти из-под копыт Ласточки, вылетел фазан. А эта птица тихо взлетать не умеет. Кобыла испугалась и понесла. Прямо на свалку списанной совхозной техники, эта свалка чуть в стороне от конюшни была. Я испугался, когда понял, что Ласточка повода не слушается. Тянул поводья изо всех сил — бесполезно. А впереди — сваленные культиваторы, сеялки, плуги, комбайновые жатки. От конюшни перепуганный дед бежал с криком: «Петька, прыгай!». Он уже понял, что кобыла понесла, и видел — куда.
Я почти перед самой свалкой спрыгнул. Ласточку даже дорезать не пришлось, ей распороло грудь и живот, пока дед ходил за ножом, она умерла на моих глазах. Еще и Сашка подбежал смотреть. Мы стояли вдвоем, смотрели и плакали.
После этого случая родители категорически запретили деду брать меня с собой на работу, а мне — ходить на конюшню.
А Сашка продолжал ходить. У нас с ним там был еще один любимый конь — жеребец буденновской породы Орлик. Дед к Орлику только нам двоим и разрешал подходить. И сам только на нем ездил. Жеребец просто огромный был. Злой, как черт. И красивый невероятно. Рыжий, почти апельсинового цвета. На передних ногах до колен — белые чулки.
И кусался. Дед на день выпускал его на баз, мы лезли к Орлику, он нас с Сашкой гонял по базу и кусал. Чуть-чуть прихватывал зубами. Толкал головой, валил на землю и прихватывал за руки и ноги. У нас для него всегда в карманах были горбушки хлеба с солью, это он так попрошайничал. У нас с Сашкой еще развлечение было: мы цеплялись Орлику за задние ноги, я за одну, Сашка — за другую, и Орлик дрыгал ногами, пытаясь нас сбросить. Осторожно так дрыгал. Ему самому нравилось это развлечение.
Но я не оговорился, когда написал, что жеребец был злым, как черт. В денник к нему, кроме деда и нас с Сашкой, никто не рисковал заходить — мог убить. Впрочем, через год после того, как Павел Карпович ушел на пенсию, он двоих мужиков и убил. За один месяц…
Когда Павел Карпович стал пенсионером, он на конюшню до самой смерти ни разу не пришел. Мне потом, уже девятикласснику, когда мы вдвоем жили после смерти бабушки, признавался, что по коням тосковал, но и видеть не мог, как конюшня приходит в запустение.
Орлик без деда тоже затосковал и присмирел. Стал каким-то понурым. Сашка мне в школе рассказывал, что конь даже к соленому хлебу стал равнодушным. Его мужики перестали бояться и это привело к трагедии.
Первого мая, в нашем довольно большом селе тогда еще проходили демонстрации, сельчане с флагами ходили по центральной улице, вернее, по трассе Хороль–Сиваковка, которая проходила через середину нашего Ленинского. Бригадир молочно-товарной фермы, хорошо поддав, решил покрасоваться перед колонной сельчан на горячем скакуне. Оседлал Орлика. Причем, все хорошо знали — жеребец пьяных ненавидит. Но за последний год Орлик изменился и это забылось. Бригадир решил проскакать во весь опор вдоль колонны демонстрантов, от хвоста до головы. Не доскакал. Конь у самой головы колоны резко остановился. Как вкопанный. Всадник вылетел из седла головой вперед, и головой — прямо в дорогу воткнулся. Насмерть. Сразу.
Никто ничего не понял до 9 мая. Через восемь дней «подвиг» бригадира на Орлике решил повторить зоотехник. Проскакал от хвоста колонны до ее головы, осадил коня, развернулся и хотел проскакать теперь наоборот, от головы до хвоста. Не успел. Орлик резко упал на бок и перекатился через всадника, потом еще раз перекатился в другую сторону. Вскочил и ускакал. Прямо с седлом. Мужик умер в районной больнице.