Суворовские училища создавались во время войны специально для детей-сирот. В мое время в них учились дети военных и чиновников, занимавших серьезное положение. У остальных шансов туда поступить почти не было. Советские чиновники, разумеется, не горели желанием, чтобы их отпрыски становились офицерами, а после Суворовского выпускников-курсантов направляли в военные училища. Проблема избежать попадания в военное училище решалась просто — с помощью медкомиссии, которая выдавала заключение о непригодности к службе по здоровью. Зато окончившие «кадетку» без всяких проблем поступали в любые гражданские ВУЗы.
Я благополучно сдал вступительные экзамены, набрал проходной балл, норматив по физо сдал и пошел на медкомиссию, которая меня зарубила. Медкомиссия была после сдачи экзаменов. Месяц муштры и экзаменационной нервотрепки, чтобы в итоге узнать, что у тебя нашли гайморит и поэтому — «гуляй, Вася».
Причем, ты пошел «гулять», а поступили такие оболтусы, которых в школе должны были после восьмого класса отправить только в ПТУ. Хорошо было в Советском Союзе иметь папу полковника или секретаря горкома.
Нет, и обычные ребята поступали. Только по остаточному принципу. Сколько для них вакансий останется свободных и кому лотерея выпадет эту вакансию занять. И всю эту схему передо мной, пацаном, выложили начальник училища и командир роты, в которую я должен был быть зачислен.
Абитуриенты были сведены в роты, ими командовали те же командиры рот, которые потом и курсантскими ротами командовали. Майоры. Я не знаю, чем таким особенным приглянулся нашему майору, скорей всего тем, что сдал норматив по бегу так, что принимающий секундомеру с трудом поверил, да еще в футбол играл лучше всех других абитуриентов, спортсмены училищу были нужны, но когда я получил на руки заключение медицинской комиссии о непригодности из-за того, что у меня обнаружили гайморит и пошел забирать документы, майор меня остановил и повел к начальнику училища, генерал-майору.
При мне вопрос и решался. Командир роты говорил, что не того отсеяли, я ему в роте нужен, а начальник училища отвечал, что уже не перерешаешь. Прямо при мне ротный тыкал в список абитуриентов, вышедших к финалу, пальцем и предлагал кандидатуры для отсеивания вместо меня. Начальник училища отвечал, что у одного отец дивизией командует, у другого — партийный секретарь, а нескольким неблатным, выигравшим в лотерею, успели выдать уведомления о зачислении.
Ротный проводил меня к автовокзалу, успокоив, как мог, посадил на автобус «Уссурийск-Хороль», посоветовал вылечить гайморит и поступать после школы в военное училище. Сказал, что мне «кадетка» вообще-то и без надобности, в ней оболтусов в чувство приводят, таким, как я, лучше обычную школу закончить и потом поступать, куда душа пожелает.
Я вернулся домой, отдышался несколько дней, отвез документы в Хорольскую среднюю школу, потом пошел с заключением медкомиссии, к которому был приложен рентгеновский снимок головы, в районную поликлинику. Меня положили в стационар лечить гайморит. Кололи внутривенно хлористый кальций и проводили физиопроцедуры, в конце курса лечения сделали уже сами рентгеновский снимок черепа, терапевт-ЛОР посмотрела на него, сравнила с училищным и оказалось, что мне в «кадетке» выдали снимок чужой черепушки. Гайморита у меня в помине не было. Даже насморка не было тогда, когда этот диагноз мне поставили.
Но зачем блатной народ СССР своих отпрысков так настойчиво устраивал в Суворовские училища, если потом приходилось их отмазывать от направлений в высшие военные училища?
Но зачем блатной народ СССР своих отпрысков так настойчиво устраивал в Суворовские училища, если потом приходилось их отмазывать от направлений в высшие военные училища?
Да потому, что Суворовские училища были пробразами политехнической школы, о чем мы дальше поговорим. Еще не полноценными политехническими школами, но приближающимися к ним.
В-первых, детство курсантов-суворовцев заканчивалось сразу после зачисления. Не в том плане, конечно, что они получали все права и обязанности взрослых. Просто ребенку давали взрослое дело и готовили к будущей профессии. Военная подготовка — дело взрослое, если она серьезно поставлена. В Суворовских училищах она была серьезно поставлена. А взрослое дело дисциплинирует пацанов очень сильно.
Во-вторых, ответственность за результат воспитания и обучения курсанта нес не сам курсант или его родители, а — училище. Общество. Какая самая серьезная проблема была при обучении школьников в обычных школах? Домашние задания! Дети, теряя интерес к учебе и мотивацию к ней, уже в начальных классах ленились делать дома уроки, поэтому любые методики преподавания предмета в школе, самые передовые, сводились на нет тем, что ребенок не готовился к занятиям самостоятельно. Важная часть школьного процесса — самоподготовка, закрепление материала, данного учителем — вываливалась у большинства детей. Отсидели в классах занятия, пришли домой, побросали портфели, и — на улицу. Мама-папа с работы вернулись уставшие: «Сынок, ты сделал уроки?». «Да, сделал! Каждый урок три раза сделал». На родительском собрании выясняется, что в уроках конь не валялся.