По залу пробежали едва слышные смешки, которые стоявший на сцене парень тоже не оставил без внимания.
— Да, вы меня правильно поняли.
Очередная волна смеха. Причем в большинстве своем женского. Умничка, Максик. Давай, влюби их в себя, чтобы пели сегодня только для тебя и с мыслями о тебе.
Предчувствуя будущее веселье, женский ажиотаж у микрофона и вокруг друга, не смогла сдержать улыбки. Опустив голову, принялась как бы между прочим разглаживать складки на юбке платья, как вдруг услышала:
— А теперь, если позволите, хочу начать этот вечер с песни, которую посвящаю одной из самых красивых и очаровательных девушек в этом зале.
О нет! Нет, нет, нет! Только не это! Черт!
Продолжая мысленно ругаться, подняла глаза и, встретившись взглядом с Климовым, поняла: эта девушка — я. Хорошо, хоть ума хватило обозвать одной из, а не самой-самой или, не дай бог, единственной. Твою ж дивизию! Макс, что ты вытворяешь?
— Готовы? — не обращая на мои отрицательные покачивания головой совершенно никакого внимания, обратился ко всем присутствующим парень.
— Да! — раздалось воодушевленно со всех сторон.
— Тогда поехали! — объявил Максим и оглянулся на диджея, ответственного сегодня за музыку.
Обернувшись на большой плоский экран, который висел на противоположной от сцены стене, прочла название песни, музыка которой уже во всю звучала из динамиков, и, не удержавшись, прикрыла лицо ладонью.
А тем временем Климов снял микрофон с подставки и, убрав подальше шнур, чтобы поменьше путался под ногами, начал петь по-английски:
Я человек,
Пытающийся понять,
Почему я потерялся в этом мире.
Сегодня ночью
Я был слеп,
Я просто не видел знаки,
Будучи пойманным в твою паутину лжи.
Слишком темно, чтобы спать.
Слишком поздно, чтобы молиться.
Слишком сложно, чтобы постигнуть.
Слишком много, чтобы спасти.
Когда-то ты была мне другом,
Теперь ты мой враг.
Страсть превратилась в ненависть, и ты
Оправдываешь борьбу за неё.
Я перепишу историю,
И ты перестанешь для меня существовать.
В день, когда ты перешла черту,
Я узнал: любовь — это война.
Довольные выбором и начавшие аплодировать слушатели моментально притихли. Ну еще бы! Голос у Макса был обалденный. Я даже не сомневалась: сегодня он еще не раз окажется на этой сцене.
Пока все наслаждались песней вошедшего в раж парня, начавшего притоптывать в ритм, то и дело наклоняться вперед и при этом не спускать взгляда с нашего столика, я не знала куда себя девать. Макс пел для меня, уже больше не замечая ничего и никого вокруг. Совсем как когда-то.
Раньше, когда мы появлялись в тех местах, где Климов мог проявить себя, он не упускал любой возможности, чтобы покрасоваться. И мне это нравилось. Именно поэтому сейчас я испытывала крайне противоречивые чувства от всего происходящего, которые даже самой себе не могла объяснить.
От внутренних душевных метаний отвлек телефон. Гаджет, лежавший в клатче, что покоился на коленях, неожиданно ожил и, предусмотрительно поставленный на беззвучный режим, активно завибрировал. Увидев уже второй за сегодня незнакомый московский номер, чуть помедлила, но потом все же приняла вызов.
— Да.
— Звоню поинтересоваться, как там твоя совесть поживает, — раздалось, вопреки сказанному, ровным, безучастным голосом. — Это ведь ей надо сказать спасибо, что такая большая, а затем так эгоистично затравленная первая любовь до сих пор поет в караоке, вместо того чтобы собирать стадионы.
— Я все исправлю, — отозвалась, сразу догадались, кто звонил. — И ты мне поможешь.
Постаравшись произнести это как можно увереннее и тверже, первая оборвала связь с Сашей и взглянула туда, где он сидел. Орлов в ответ лишь едва заметно кивнул. Вот и хорошо. Теперь, когда даже этот на моей стороне, все должно получиться.
Краем глаза заметив: Виталик снимал выступление Макса на видео, — нацепила на лицо улыбку и приготовилась засветиться в кадре. А стоило другу перевести камеру смартфона на меня, тут же наигранно застенчиво потупила взгляд. Когда приятель снова переключился на Климова, украдкой взглянула туда, где за стойкой сидели Андрей с Сергеем. Королёв, играя стаканом, увлеченно следил за певцом. В отличие от Прагова, все внимание которого было приковано исключительно ко мне.