Блок contra Есенин: что значит быть русским поэтом
или
Одна ночь Ивана Бездомного
― Лежите, лежите! Свет зажигать не надо. В темноте, знаете ли, спокойнее. Что вам до моего лица? А вы его все равно не увидите. Или испугаетесь, чего доброго... Не стоит, не стоит. Вы можете испугаться, конечно, гораздо сильнее, если посмотрите в зеркало как-нибудь поутру.
... Можно сказать, что врач; к врачам, надеюсь, вы привыкли. Диагноз у вас, сударь, на лице написан. Гордое имя российского писателя; как же, как же, наслышан... Та-ак... напряженная публицистическая деятельность, приведшая к сильному нервному переутомлению... О, прошу прощения; это из вашего будущего некролога, до этого еще не дошло... Конечно, не готовы. Успокойтесь. Как это говорили... дайте вспомнить... а! вот: Родина вас не забудет. Родина в опасности?.. Ах, вы о духовной опасности... На пороге новой революции? Да вы в прошлой еще не разобрались, к чему вас еще новая?
Знаете, давайте сразу договоримся: вы ― ничего не знаете по определению, да и не можете знать. А вот от того, что узнаете, зависит, что с вами будет дальше... О вечных русских культурных ценностях?..
Хорошо. Будем играть по вашим правилам. Хорошо. Разобьем фразу на слова. «Вечные», «русские», «культурные» и ― «ценности».
Ну, для вас лично ― вечность будет, как у Блока Александра Александровича:
Простите за специфический юмор. Ну, да это и к лучшему... Вот Александра Александрыча помянули, а он нам пригодится.
Ах, люблю я поэтов! Забавный народ... Это? А это из другого. Да был такой, Есенин.
... Что? Великий русский... Без штампов, дорогой мой, давайте без штампов... Да, мы ведь договорились ― вы ничего не знаете, а слово «русский» мы еще не разбирали.
Вот и чудесно.
Вечный, вечное... В контексте культуры так говорят о явлении, которое становится определяющим для дальнейшего хода этой самой культуры... Да, тут я с вами соглашусь, культура бывает разная, она сама может быть вечной и временной. Нет, временная ― совсем не шелуха, нет; просто есть шедевры, эталоны, они ― навсегда, они от времени не зависят, хотя и несут на себе его печать, отблеск пламени, если угодно... да-да, к вопросу о революциях... Так, продолжим. А есть памятники времени, артефакты, в полной мере впитавшие особенности эпохи, но самостоятельной культурной ценности не несущие... Так вот. Видите ли, культура (ну, да, да, поэзия тоже, как часть; после об этом, после) вечна, если она ― о вечном, а в фактическом, преходящем, ищет образующие элементы этого вот самого вечного. Несомненно, homo sapiens не в райской вечности пребывает, а в коловращении превратностей исторических, а потому тот же Александр Александрович писал: «... в эпохи бурь и тревог нежнейшие и интимнейшие стремления души поэта также преисполняются бурей и тревогой». Но нельзя забывать ― история и пертурбации оной (ну да, да, и революции...) есть средство, средство и еще раз средство... Да, единственное. Но цель ― иная. И цель эта все средства оправдывает. Иначе поэт из певца, ведущего народ, превращается в певца среди толпы... Кстати, вот вам из того же Блока, если забыли:
А толпа ― явление всенепременно историческое, имеет форму абсолютно изменчивую, в отличие от народа, если угодно ― паствы поэтов, только где он, этот народ? в толпе до него не докричишься... Здесь подстерегают и опасности -
Дальше можно не продолжать, верно?.. Ну, по крайней мере, эта смерть прекрасна, ибо личность превыше всего... Не спорьте, а то уйду!.. Ах, так?! Ну, теперь точно не уйду, из принципа.
О чем бишь я...
Певец среди толпы ― не самое страшное. Самое страшное ― певец, толпу воспевающий. Хоть бы и искренне, из лучших побуждений.
Что?.. Из любви к народу? Полноте. Не дурите. Если вы скажете мне, что не отличаете толпы от народа, и обвините в высокомерии, я скажу, что у вас дурной вкус. До чего дошли ― с моим мнением не считаться! Ладно, я сегодня добрый. Хотите совет? если вы оказались среди толпы, будьте тщательны в выборе песен, а то толпа решит, что вы ее воспеваете. Ее саму, ее образ мыслей, ее вкусы... Я уж не говорю о ее действиях. Не желаете ли, любезный, потом кумиром народным служить? И чтобы всякий вас уважал?.. нет, это из другого поэта. Нашего современника. Точнее, вашего. У меня современников либо нет, либо все бывшие, настоящие и будущие. Сразу. Странно? Привыкайте.
... Какого поэта? Не скажу. Молодежную субкультуру, батенька, надо знать... Иноземное влияние?.. Не забегайте вперед; и довольно уже меня перебивать!
Итак, уважал... а! уважал ― мало того за то, что вы этого просто человека воспели, так еще, не дай Небеса, за то, что вы сами ― простой, из народа. Как там, у Блока-то?..
И ожидает вас тогда судьба наподобие судьбы симпатичного крестьянского юноши Сережи Есенина. Не дай Бог крестьянину, да и вообще, как в старое доброе средневековье говорили, «простецу» поэзией заниматься, да и прочим индивидуальным творчеством, за исключением народных промыслов. Поэзия от этого если (в исключительном случае!) что-то и приобретет, то простец...
Фашизм?!
Где вы слов-то таких набрались... Не приклеивайте мне ярлыков; у меня имя есть. Какое? Вы что же, сударь, еще не поняли?.. Правильно, помолчите.
Так вот, простец... ничегошеньки не получит.
... Да при чем тут мирская слава! я о глубоком личностном разладе, именно, именно в психопатологическом контексте.
... Опять перебиваете!
Но интуиция у вас хорошая, именно к артефактам... Да не я причисляю, а следует относить. Следует. Есенина, столь вами любимого. Как там?.. «Великого... русского...» и прочая. Именно потому, что его знает и любит... гм... всяческий народ русский. Есенин для него прост, ясен и удобоварим. Просто и ясно, как топор:
Простые эмоции, строчки, картечью вышибающие умиление и слезу:
Я?! На святое?! Упаси Небо, старушка здесь ни при чем. Я о поэзии. Сие ― не поэзия, но наивное графоманство. Опять эта ваша народность... Слушайте, вы, народник, патриотический вы мой, «Плач Ярославны» на досуге перечитайте... если досуг останется... К чему это я? Та вы же литератор, не я; не позорьте профессию...
... Так вот это и плохо!.. Да не плохо ясен, а то, что ясен ― плохо. Ясность эта порождает самолюбование народно-толпяное и начисто вкус и охоту к малейшему развитию. Поэзия, друг мой смертный ― грань ясного и неясного, умение в ассоциативном потоке образа схватить нечто, не поддающееся простому логичному изъяснению. Мысль отталкивается от вещей и фактов и ищет нечто запредельное от них... Вот, пожалте, та же тема -