Герой Харьковского сражения, генерал-полковник Эвальд фон Клейст, быстро набрасывал что-то в своем блокноте. Со стороны могло показаться, что он конспектирует речь фюрера, но Гегель готов был держать пари, что Клейст рисует в блокноте шаржи. Серое, будто присыпанное порохом, лицо Клейста было сосредоточенным и даже хмурым: впрочем, про него говорили, что он умеет шутить, сохраняя самое серьезный вид. В досье, которое Гегель собирал на Клейста, приводилось изречение, которое генерал-полковник любил повторять в узком кругу: «Веселые люди делают больше глупостей, чем печальные, но печальные делают БОЛЬШИЕ глупости». При общеизвестной склонности фюрера к депрессиям эта фраза звучала довольно двусмысленно.
– Поскольку бакинская нефть нужна нам уже сегодня, – воодушевленно продолжал, между тем, фюрер, – я принял решение разделить группу армий «Юг» на две части. Первая – назовем ее группой «А» – усилит наступление на Кавказ. Вторая – группа «Б» – пойдет на Сталинград. Не позже сентября мы должны взять под контроль нефтяные промыслы Каспия и перекрыть русским дорогу на Кавказ. А единственная доступная для них дорога на Кавказ сейчас, когда мы господствуем в южнорусских степях – это Волга.
Гитлер потянулся к своей минералке, и Кейтель немедленно воспользовался мгновением тишины.
– Мой фюрер, – произнес он неприятным скрипучим голосом, – группа армий «Юг» недостаточно сильна, чтобы вести наступление на двух направлениях.
– Что? – Гитлер, казалось, не расслышал начальника Генерального штаба. – Что вы сказали, Вильгельм?
– У нас мало сил, – ответил Кейтель. – Мы с огромным трудом удержали русских под Харьковом. Если бы не Клейст, маршал Тимошенко уничтожил бы Шестую армию Паулюса, перемолов ее, как в мясорубке.
– Что за пораженческие настроения, Вильгельм? – черные глаза фюрера недобро сверкнули. – Мы нанесли азиатам страшный удар, от которого они если и оправятся, то не скоро. Тимошенко потерял под Харьковом почти триста тысяч человек! Если наш друг Иосиф не расстреляет его за это, я буду весьма удивлен.
– И все же фельдмаршал прав, мой фюрер, – перебил Гитлера Альфред Йодль.
Гегель усмехнулся краешком рта. Похоже, его прогноз в отношении Йодля сбывался даже быстрее, чем он ожидал.
– Мы слишком распыляем силы! – крепкая ладонь Йодля звонко хлопнула по столу, и сидевшие за столом генералы вздрогнули от неожиданности. – Позвольте напомнить вам, господа, что фон Бок до сих пор не взял Ленинград! На Волховском направлении наши части завязли, как муха в дерьме!
– Генерал Йодль, – ледяным тоном проговорил фюрер, – я призываю вас не выражаться подобным образом. Вы не в казарме. Здесь присутствуют дамы.
Он повернулся к своим секретаршам и галантно наклонил голову. По отношению к дамам фюрер неизменно вел себя по-рыцарски.
– Приношу свои извинения, – пробурчал баварец. Грета Вольф, яркая брюнетка с сочными пунцовыми губами и прозрачными голубыми глазами, снисходительно кивнула. Младшая секретарша, фройляйн Трудль Юнге, взятая на работу всего три месяца назад, покраснела и уткнулась в бумаги. Одна лишь Эльза Герман, прозванная «ледяной красавицей» за абсолютное равнодушие к мужчинам, никак не отреагировала на извинения Йодля. Ее прекрасное лицо мраморной статуи оставалось непроницаемо.
«Благодарение Богу, что у фюрера есть секретарши, – подумал Гегель. – Без них эти совещания превратились бы в сущий кошмар…»
Ни для кого не было секретом, что личные стенографистки и помощницы Гитлера тщательно отбирались специальной службой РСХА. Однако лишь очень немногие знали, что три секретарши – Вольф, Герман и Тарановски – были кадровыми сотрудниками организации «Аненербе» («Наследие предков»). Этот порядок завела адъютант фюрера Мария фон Белов, считавшаяся правой рукой руководителя «Аненербе» доктора Зиверса. Объяснялось это тем, что женщины, постоянно находившиеся при фюрере, должны были быть не просто хорошенькими машинистками, но идеальными нордическими женщинами. А «Наследие предков» было той самой организацией, которая контролировала все проводящиеся в Рейхе исследования в области евгеники.
Во всяком случае, так выглядела официальная версия, которую Мария фон Белов скормила Генриху Гиммлеру. Птицелов[4] поверил, потому что сам был повернут на евгенических проектах. Но Эрвин Гегель полагал, что у адъютанта фюрера могли быть и более серьезные соображения, которыми она не посчитала нужным делиться с могущественным шефом СС.
Грета Тарановски полгода назад вышла замуж за боевого генерала Кристиана, и получила разрешение покинуть группу личных стенографисток фюрера. На ее место взяли молоденькую Трудль Юнге, которую осторожно подвел к Гитлеру его заместитель по партии Мартин Борман. Гиммлер, по слухам, был этим очень недоволен: он считал, что Борман и без того имеет чересчур сильное влияние на фюрера. Но Юнге выглядела такой наивной простушкой, что Гегель не сомневался: Мария фон Белов вскоре приберет ее к рукам. Борман, отлично ориентировавшийся в мутной воде партийных интриг, был бессилен против ведомства Зиверса. «Во всяком случае, пока бессилен», – педантично уточнил про себя Гегель.