— Ну, вот и Осиновец, — с облегчением проговорил Тимофеев. — Первый раз так идем — без сучка, без задоринки. Счастливые, видать, пассажиры сегодня у нас!
— Да, — рассеянно откликнулся Савенко. — Зря я их брать не хотел.
Стройный минарет маяка Осиновец, на семьдесят с лишним метров возвышавшийся над свинцовыми водами Ладоги, был уже совсем близко. Лейтенант хорошо видел пирс и сгрудившуюся у ограждения на берегу толпу людей — это была очередная партия эвакуируемых, тех, кому повезло вырваться из железных клещей блокады.
Тяжелые грузовые баржи шли теперь в полумиле к северу — там, в бухте Морье, землечерпалки специально углубили дно, чтобы можно было подойти к берегу.
Пока швартовались у обитого спасательными кругами причала, Савенко думал о том, что, будь его воля — он вывез бы из Ленинграда всех женщин и детей. Вообще всех. И что он, Савенко, в сущности, очень счастливый человек, потому что на войне, где принято отнимать жизни, он их, напротив, спасает.
— Спасибо, товарищ лейтенант, — сказал, подходя, улыбчивый разведчик Гусев. Бобров и Круминьш стояли чуть поодаль и внимательно рассматривали берег. — Очень нас выручили. Я непременно отмечу вашу готовность помочь в рапорте на имя контр-адмирала.
— Да ладно, — Савенко стало неудобно, и он махнул рукой. — Все же одно дело делаем.
— К сожалению, — сверкнул зубами Гусев, — мы не сможем помочь вам с разгрузкой — имеем срочное задание.
— Ничего, тут грузчики есть, — буркнул Савенко. — До свидания, товарищ лейтенант, удачи вам.
Гусев пожал ему руку (ладонь его оказалась словно вырезанной из камня), потом сделал знак своим товарищам и легко перепрыгнул на причал. Бобров и Круминьш, синхронно перемахнув через леера, последовали за ним, и тут только Савенко с запозданием понял, что за все время плавания так и не услышал от них ни одного слова. Он проследил взглядом движение пассажиров — троица, проталкиваясь через толпу бледных, вцепившихся в свои мешки, эвакуированных направлялась к дороге, ведущей к железнодорожной станции Борисова Грива. Савенко удивился — ему отчего-то казалось, что разведчики должны были свернуть к Осиновецкой военно-морской базе Балтфлота. Ну да, в подписанном контр-адмиралом Смирновым документе говорилось что-то о Ленинграде. Хотя и странно — что там делать офицерам береговой радиоразведки?
Но тут на палубу ступил серьезный, как инквизитор, старший интендант Осиновецкой базы майор Клюев с пачкой накладных в руке, и лейтенант Савенко забыл о своих странных пассажирах.
— Ты сильно рисковал, Рольф, — сказал Хаген, когда трое командос отошли на порядочное расстояние от маяка. — Зачем ты полез в эту историю с проворовавшимся русским интендантом?
Белобрысый Рольф жестко усмехнулся.
— Если бы там появились люди из комендатуры, у нас могли бы возникнуть проблемы. Военная полиция одинакова повсюду. Это для нашего юного капитана бумажка с подписью контр-адмирала означает, что нужно заткнуться и взять под козырек. А для какого-нибудь дуболома из комендатуры это только повод задержать подозрительных лиц до полного выяснения обстоятельств.
— Русскому интенданту повезло, — проговорил флегматичный Бруно, которого лейтенант Савенко знал под именем сержанта Круминьша. — Бумага с его признанием осталась у капитана. Теперь никто никогда ее не прочтет.
— Да, — согласился Рольф, — мы спасли его от трибунала. И он будет продолжать воровать муку у голодных жителей Ленинграда.
— Приятно делать маленькие добрые дела, — хмыкнул Хаген.
Основной специальностью Бруно были подрывные работы. Бомба с часовым механизмом, которую он установил в трюме «Стремительного», взорвалась, когда катер был на середине пути до Новой Ладоги. Тральщик, на борту которого находились шестьдесят пять эвакуированных из Ленинграда детей и подростков, раскололся надвое и быстро затонул. Может быть, кому-то и удалось бы спастись — вода была довольно теплой, а на поверхности плавало несколько спасательных кругов — но тут с севера налетели «Юнкерсы» и, истошно визжа сиренами, прицельно отбомбились по месту крушения катера. Лейтенанта Савенко прошило пулеметной очередью, когда он пытался затащить на оторванную взрывом крышку якорного ящика Маленькую светловолосую девочку. Бортстрелок «Юнкерса» убедился, что пули нашли цель, обернулся к пилоту и поднял вверх большой палец.