– Напугали вы старика, – сказал Раттенхубер.
– Я не слепая, – неожиданно резко отозвалась фон Белов. – Теперь он, чего доброго, еще откажется идти с нами.
Оберфюрер оторопел.
– Вы что, собираетесь тащить беднягу на перевалы?
– Не такая уж он старая развалина, – отрезала Мария. – Этот Йонс, между прочим, всю прошлую зиму просидел здесь в горах один, и, как видите, не помер. Нервы у него, конечно, слабоваты, но идти он вполне сможет.
– Но зачем он вам?
– Послушайте, Иоганн, вам не кажется, что вы задаете слишком много вопросов?
«Что-то наша дамочка сильно не в духе, – подумал Раттенхубер. – Никогда еще ее такой не видел».
– Как вам будет угодно, штандартенфюрер, – сказал он холодно. – Моя задача – охранять вас, а не развлекать разговорами.
Мария поняла, что перегнула палку. Она подошла к Раттенхуберу и доверительно взяла его за руку.
– Ну, бросьте, полковник... не надо обижаться! В конце концов, homo sum[15], и у меня тоже может быть плохое настроение. Если бы русские не взорвали тоннель, нам не понадобилось бы лезть наверх, к перевалам. Мы открыли бы ворота...
– За которыми, по вашим словам, прячутся горные демоны, – усмехнулся Раттенхубер.
– Для них-то я и приготовила голову. Вы по-прежнему мне не верите?
Она по-прежнему сжимала запястье Раттенхубера своими теплыми пальцами, и оберфюрер неожиданно почувствовал, что ему приятно это прикосновение.
– Если бы вы знали, как я была близка к цели пять лет назад! Я стояла уже на пороге великой тайны! Если бы только у меня была карта...
– Так зачем вам понадобился старик Йонс? – грубовато спросил Раттенхубер, высвобождая руку.
Фон Белов досадливо поморщилась.
– Сам он мне совершенно не нужен. Лишний балласт, к тому же излишне впечатлительный. Но вот его пес... это совсем другое дело.
Она со вздохом взяла с топчана книгу доктора Даре и принялась рассеянно перелистывать страницы.
– Могучий зверь, настоящий Проводник. Без него мы вряд ли сумеем найти дорогу.
– Дорогу? – удивился Раттенхубер. – Я полагал, что у вас есть карта.
– Карта, дорогой мой Иоганн, это всего лишь кусок бумаги. К тому же – буду с вами откровенной – в моем распоряжении только половина карты. Но там, куда я хочу проникнуть, мы заблудимся без Проводника.
– Вы меня окончательно запутали. Получается, мы не знаем, куда идем? Но фюрер говорил, что вы точно установили местонахождение тайника.
Мария захлопнула книгу и швырнула ее обратно на топчан.
– Послушайте, Иоганн! Я действительно знаю, что представляет из себя тайник, и где он находится. Если я скажу вам, что на заднем дворе этого дома закопан клад, будет ли это означать, что я дала вам точные координаты?
– Разумеется, нет. Чтобы найти его, мне придется перекопать весь задний двор.
– Вот именно! В данном случае «задний двор» – это квадрат со стороной в десять километров, сплошные горы и непроходимые дебри. К тому же то, что мы ищем, находится под землей.
Раттенхубер подошел к окну и с равнодушным видом стал разглядывать сверкающие на солнце снежные вершины.
– У меня к вам только один вопрос, Мария. Сообщили вы об этом фюреру, прежде чем получить разрешение на поездку, или предпочли скрыть от него некоторые неприятные подробности?
– Скрыть? Не смешите меня, Иоганн. Фюреру незачем вникать во все детали. Я взяла на себя ответственность за успех нашей экспедиции – по-моему, этого вполне достаточно.
Раттенхубер не нашелся, что ответить.
Маленький отряд дядьки Ковтуна добрался до перевала уже ночью.
Могли бы и пораньше, но наткнулись на партизан. Партизан было человек двадцать, в основном кубанские казаки, хотя командовал отрядом карачаевец, бывший агроном из станицы Зеленчукской. Звали его Асланбек, и Лехе Белоусову он сразу не понравился.
– Драпаете? – спросил он Ковтуна, обводя маленький отряд недобрым взглядом.
– Драпают вошки с одежки, – с достоинством ответил дядька Ковтун. – Мы организованно отступаем.
– Думаешь в Сухуми отсидеться? – презрительно спросил Асланбек.
«Сухуми? – удивленно подумал Леха. Он был там совсем еще пацаненком – мать ездила в санаторий, и взяла его с собой. Сухуми запомнился ему сказочным городом, где можно было сколько влезет купаться в теплом море, и от пуза объедаться медовой хурмой. Неужели побережье уже так близко?»
Ковтун пожал плечами.
– Какой Сухуми? Мы идем на перевал. Кто там сейчас, знаешь?
15
Homo sum (humani nihil a me alienum puto) – я человек (и ничто человеческое мне не чуждо) – известная цитата из древнеримского писателя Теренция. Употребляется к месту и не к месту