- Это исключается, сэр! Позвонить Сталину?! - Он усмехнулся. Единственное место, куда я могу позвонить, - это протокольный отдел Наркомата иностранных дел. И на самый крайний случай - в секретариат Молотова. В наркомат я уже звонил утром. Там ответили, что о встрече им ничего не известно, но если она назначена, то нас известят своевременно.
- Тогда звоните Молотову! - нетерпеливо сказал Гарриман.
- Вы хотите сказать, в секретариат Молотова? Что же, тогда вместо одного вы будете иметь два одинаковых ответа.
- Но на чем же, черт побери, Криппс, - взорвался Бивербрук, - основаны ваши сомнения?
- На том, сэр, - ответил Криппс, поднимаясь со стула, - что сейчас уже четверть шестого, а никаких звонков нет. Это во-первых. А во-вторых, на том, что положение на фронтах катастрофическое и Сталин вряд ли может сейчас заниматься чем-либо, кроме руководства войсками. И наконец, я бы на месте Сталина, несомненно, поручил вести переговоры Молотову, хотя бы для того, чтобы сохранить себе свободу рук.
Бивербрук одним глотком допил остаток своего виски, поставил пустой стакан на низкий столик и, сощурив глаза, медленно произнес:
- Вы и в самом деле можете представить себя на месте Сталина, Стаффорд?
- Надеюсь, это шутка, милорд? - с холодной яростью проговорил Криппс и перевел взгляд на Гарримана, как бы ища его защиты.
Но американец сидел молча, полуопустив веки. Казалось, что он не слышал этой перепалки и мыслями своими находился где-то за пределами посольства.
Несколько секунд длилось молчание. Потом Гарриман поднял глаза и, глядя в упор на Криппса, спросил:
- Вы убеждены, что положение на фронте столь катастрофично? Нам очень важно не ошибиться в оценке ситуации.
- Я не знаю, сэр, другого слова, которое более точно характеризовало бы положение, - угрюмо произнес посол. - Впрочем, я мог бы пригласить нашего военного атташе и...
Он не договорил, потому что в дверь постучали и затем она бесшумно открылась. На пороге стоял невысокий человек с бесцветным, чисто выбритым лицом. Он был одет в черный пиджак и темные брюки в едва заметную серую полоску. Ему не хватало лишь котелка и зонтика, чтобы полностью походить на одного из сотен неразличимых мелких чиновников английского министерства иностранных дел, которых можно увидеть на лондонской Уайтхолл перед началом или по окончании работы министерства.
- Что вам надо, Джеймс? - недовольно спросил, поворачиваясь к нему, Криппс и, не дожидаясь ответа, проговорил привычной скороговоркой: Позвольте представить вам, джентльмены, сотрудника нашего посольства...
- Вот как? - не давая ему закончить, подчеркнуто удивленно воскликнул Бивербрук. - Не скажи вы нам этого, я был бы уверен, что ваш Джеймс свалился на нашу голову прямо из Форин оффиса...
- Простите, сэр, простите, джентльмены, - делая торопливый поклон, тихо сказал тот, кого звали Джеймсом и чья фамилия так и не прозвучала в этой комнате. - Я бы никогда не решился прервать вашу беседу, но сейчас уже двадцать минут шестого, а прием в Кремле назначен на шесть...
- Но какого черта вы нам об этом напоминаете, - взорвался Бивербрук, если до сих пор нет никаких сведений?..
- Простите, сэр, - учтиво прервал его чиновник, - только что звонили из Кремля. Машины выезжают. Здесь всего пять минут езды...
В пять часов сорок минут вечера две машины "ЗИС-101" подъехали к металлической ограде английского посольства.
Город уже погрузился в полумрак. Холодный осенний ветер гнал мелкую рябь по Москве-реке. Чуть покачивались в небе аэростаты воздушного заграждения, туго натягивая неразличимые во мгле витые стальные тросы.
Два черных "ЗИСа" остановились у раскрытых ворот, прижавшись колесами к бровке тротуара. Из серой деревянной будки, установленной в двух-трех метрах от ворот посольства, показался милиционер, бросил быстрый взгляд на машины, ковырнул, вернулся в будку, снял трубку телефона, сказал несколько слов.
Из первой машины вышел полковник, взглянул на часы и стал прохаживаться возле машин.
В пять сорок пять двери посольского особняка отворились и появились Гарриман и Бивербрук в сопровождении Штейнгардта и Криппса.
Полковник резко поднес ладонь к козырьку фуражки, потом распахнул заднюю дверцу первой машины, приглашая туда Гарримана и Бивербрука.
Шофер другой машины перегнулся назад и резким толчком тоже открыл заднюю дверцу. Полковник знаком указал послам на эту машину. Когда все расселись, он занял место в головной машине рядом с шофером. Машины рванулись вперед по центру мостовой.
На мосту, ведущем к Боровицким воротам Кремля, полковник опустил боковое стекло и, на мгновение высунув руку, сделал знак человеку в военной форме. Тот козырнул, одновременно отступая в сторону. Двое бойцов, стоявших с винтовками у выкрашенной в коричневый цвет будки в нескольких метрах от арки, за которой начиналась территория Кремля, безмолвно вытянулись.
- К "крылечку", - вполголоса приказал полковник шоферу.
Почти не снижая скорости, машины промчались мимо здания Большого Кремлевского дворца и, обогнув пустынную Ивановскую площадь, застыли у ступеней подъезда, прикрытого резным металлическим козырьком.
Полковник выскочил первым и поспешно распахнул дверцу машины, приглашая Гарримана и Бивербрука выйти. Почти в то же мгновение плотно закрытая дверь подъезда, к которой вели несколько широких ступеней, отворилась, и появившийся на площадке молодой, одетый в темно-серый костюм человек негромко сказал по-английски:
- Добро пожаловать, господа. Прошу вас...
И отступил в сторону, придерживая дверь.
Уже не оглядываясь на сопровождавших их послов, Бивербрук и Гарриман поспешно поднялись на площадку и переступили порог раскрытой двери, с любопытством стараясь разглядеть, что там, внутри.
Оба они были убеждены, что проезд в Кремль, само имя которого было на Западе окружено ореолом таинственности и недоступности, связан с многократной проверкой документов, телефонными переговорами между постами охраны, и теперь были даже несколько разочарованы отсутствием всех этих формальностей.
Ничего таинственного не ожидало Гарримана и Бивербрука и там, за дверью. Они оказались в относительно узком, ярко освещенном проходе. У правой стены помещался небольшой столик, покрытый зеленым сукном, на столике - телефон. Военный в фуражке с голубым верхом и малиновым околышем, стоявший у столика, посмотрел на иностранцев пристальным и вместе с тем каким-то отрешенно-безразличным взглядом.