Вместе с тем открытый переход Финляндии на позиции фашистской Германии вызвал довольно сильную негативную реакцию за рубежом в целом ряде стран и более всего в Англии. В Лондоне уже 26 июня посланник Финляндии имел личную встречу с министром иностранных дел А. Иденом. В ходе состоявшейся беседы финляндскому дипломатическому представителю прямо было заявлено, что в случае начала военных действий между Финляндией и Советским Союзом «может сложиться опасная ситуация».[112] Для Хельсинки особенно было неприятно, что действия с финской стороны осуждались в Соединенных Штатах Америки. В госдепартаменте США срочно отменили готовившуюся до этого пресс-конференцию по финляндскому вопросу, где собирались, по информации, которой располагало финское представительство в Вашингтоне, «разъяснить», что «Финляндия намерена оставаться вне войны».[113] Более того, финский посланник X. Прокопе докладывал в МИД Финляндии 28 июня: «По наблюдению дипломатического представительства в начале недели плохо повлияла поступившая информация из Берлина относительно объявления Финляндией войны, а также то, что она первой приступает к боям».[114] В Хельсинки тогда вынуждены были оправдываться, заявив о ведении лишь сепаратной, обособленной от Германии войны против Советского Союза.
30 июня 1941 г. в Вашингтоне потребовали от Прокопе, чтобы финляндское правительство во всеуслышание сообщило о своих намерениях, «которые совершенно не идентичны интересам, преследуемым Германией».[115] В противном же случае финляндское руководство должно было учитывать возможные последствия возникновения войны с англосаксонскими странами.[116] На это реакция в Хельсинки была уклончивой. Да и как можно было отмежеваться от Германии, если ее войска занимали всю Северную Финляндию. Так, горнострелковый корпус «Норвегия» генерал-полковника Э. Дитля был, уже, развернут для действий на мурманском направлении, а 36-й армейский корпус генерал-лейтенанта X. Фейге вышел на исходные рубежи для наступления на кандалакшском направлении. В состав немецкой группировки войск в Заполярье оказался включенным III финский армейский корпус генерал-майора X. Сийласвуо, частям которого предстояло продвигаться на ухтинском и кестеньгском направлениях. Теперь Сийласвуо должен был выполнять приказы не маршала Маннергейма, а командующего Лапландской армии германского вермахта генерал-полковника Н. Фалькенхорста.
Не были самостоятельными действия Финляндии и на море. Финские подводные лодки совместно с ВМС Германии осуществили еще до 25 июня минирование территориальных вод Советского Союза в Финском заливе.[117] А время начала наступления финской армии также определялось не в ставке Маннергейма, а германским военным руководством. Непосредственно при финском главнокомандующем уже находился немецкий генерал В. Эрфурт, осуществлявший связь с германским командованием.[118]
Итак, спустя три дня после нападения Германии на Советский Союз, 26 июня, в Финляндии официально объявили, что страна находится в состоянии войны с СССР. Однако маскировка самой сущности агрессии продолжалась, несмотря на тот очевидный факт, что финское военное командование действовало в соответствии с планом «Барбаросса». Официально же в Хельсинки объясняли, что Финляндия ведет «свою обособленную оборонительную войну». Название ей было дано, как уже отмечалось, сначала «летняя», а через некоторое время она стала именоваться «войной-продолжением».
Однако, о том, что теперь война с финской стороны была отнюдь не оборонительной, а имела наступательный характер, красноречиво свидетельствовало соотношение сил. После проведенной в Финляндии мобилизации численность ее армии достигла 475 тысяч человек.[119] Войска Северного фронта, образованного на базе Ленинградского военного округа, насчитывали около 240 тысяч, но противостояли они не только финской армии, а и войскам немецкой армии «Лапландия» в Заполярье. Поэтому у наступавших финских войск был почти двукратный численный перевес над войсками Северного фронта.[120] Правда, они существенно уступали в танковых, военно-воздушных и военно-морских силах.
В свете рассматриваемых событий начала войны уместно поставить следующие вопросы:
Может быть, все же была допущена с советской стороны ошибка, когда решили отдать распоряжение о нанесении удара с воздуха по ряду финских аэродромов, использовавшихся немецкой авиацией в первые дни начавшейся против СССР агрессии?
Быть может, если бы этого не произошло, Финляндия не вступила бы в войну и не стала соучастником этой агрессии?
Допустим, что, действительно, следовало бы воздержаться от предпринятого упреждающего удара по финским аэродромам, которые были предоставлены германским ВВС. Тогда бы Финляндия, может, и не вступила бы в войну 25 июня. Но все же, сколько времени она смогла бы еще выдержать свой «нейтралитет»? Очевидно, не дольше 10 июля. Ведь к этому времени немецкая группа армий «Север», наступавшая на Ленинград с юго-запада, достигла района Пскова. В соответствии с согласованным между генеральными штабами Германии и Финляндии оперативным планом, финские войска должны были именно с этого момента перейти в решительное наступление севернее Ладожского озера. Целью было, продвигаясь вдоль его побережья на юг, выйти на соединение с немецкой группой армий «Север».
Так события реально и развернулись: 10 июля Карельская армия по приказу маршала Маннергейма перешла в наступление, следуя согласованному с германским командованием оперативному плану.
Но до того, как это произошло, Финляндия уже в течение полумесяца находилась в состоянии войны. Финская армия и располагавшаяся в Заполярье немецкая группировка, начав вторжение на территорию СССР, получили должный отпор советских войск. Развернулись приграничные бои, существенно отличавшиеся от тех, которые происходили на западном направлении советско-германского фронта. На этом следует особо остановиться в контексте рассматриваемой битвы за Ленинград.
Фактора внезапности не было
Упоминавшийся ранее финский военный историк Сеппяля отметил одно важное обстоятельство, на которое в Финляндии другие исследователи не обращают внимания. Суть его содержится в книге «Финляндия как агрессор 1941 г.». Он пишет, что вступление в боевые действия финской армии позднее имело такую отрицательную сторону, как утрату фактора внезапности. Тем самым советские войска получали возможность использовать время для укрепления своей обороны, а это было сопряжено с большими потерями с финской стороны в ходе наступления севернее Ленинграда.[121] В подкрепление своей мысли Сеппяля сослался на публикацию генерал-полковника А. С. Желтова, в которой говорилось, что противостоявшие финской армии советские войска для укрепления своей обороны и перегруппировки имели 7—15 суток.[122]
120
Барбашин И. П., Кузнецов А. И., Морозов В. П., Харитонов А. Д., Яковлев Б. И. Битва за Ленинград 1941–1944. M., 1964,с. 80.
122
Ibid., s. 126; Желтов А. На правом фланге // Военно-исторический журнал, 1979, № 12, с. 33.