На малоподвижном лице Хагена не отразилось никаких эмоций.
- Хорошо, девочка, - сказал он, - я так и сделаю.
Он потрепал ребенка по русой головке и выпрямился. Женщина - теперь Рольф был уверен, что это не мать девочки, а ее старшая сестра - уже тащила Полю прочь.
- Вы извините ее, товарищ офицер, - сказала она, стараясь не смотреть Хагену в глаза. - У нас отец весной на фронте погиб, вот она и пристает ко всем, кто в форме…
- Ничего, - сказал Хаген.
Когда они отошли метров на двадцать, он проговорил задумчиво:
- Шеф ошибался, когда говорил, что все дело в НКВД.
- Почему? - спросил Бруно. - Разве мало особистов на улицах?
- Эта девочка никогда не слыхала про НКВД, - сказал Хаген. - Но она тоже не хочет капитулировать.
До нужного им дома на углу Фонтанки и Дзержинского коммандос добрались уже под вечер. Вопреки ожиданиям Рольфа, на патрули они больше не натыкались - по-видимому, основная их часть была сконцентрирована на подступах к городу и у стратегически важных объектов. Набережная была почти пуста, только высокий и прямой, как жердь, старик, стоял у моста, опершись вытянутыми руками на парапет и глядя на воду.
Подойдя ближе, Рольф заметил, что бледные и тонкие губы старика беззвучно шевелятся. «Молится», - подумал он. И тут же понял, что он ошибся - старик не молился, он читал стихи.
- Наше прошлое, наше дерзанье
Все, что свято нам навсегда, -
На разгром и на поруганье
Мы не смеем врагу отдать.
Если это придется взять им,
Опозорить свистом плетей,
Пусть ложится на нас проклятье
Наших внуков и их детей!
Даже клятвы сегодня мало.
Мы во всем земле поклялись.
Время смертных боев настало -
Будь неистов. Будь молчалив.
Всем, что есть у тебя живого,
Чем страшна и прекрасна жизнь
Кровью, пламенем, сталью, Словом -
Задержи врага! Задержи!*
«Он сошел с ума, - подумал Рольф. - Человек не может читать стихи в городе, где нечего есть». Вслух он сказал:
- Добрый вечер, товарищ. Мы ищем Федора Николаевича Свешникова. Вы, случайно, не знаете такого?
Старик вздрогнул и повернул голову. У него было худое, строгое лицо византийского святого.
- Я знаю Федора Николаевича, - сказал он медленно. - А по какому делу вы его разыскиваете?
- Его сестра, Варвара Николаевна, просила ему передать письмо и посылочку, - широко улыбнулся Рольф. - А нас тут как раз в Ленинград перебросили, грех не исполнить просьбу. Я лейтенант Гусев из береговой радиоразведки.
Старик ничего не выражающим взглядом смотрел куда-то сквозь Рольфа.
- Я покажу вам, где он живет, - сказал он, наконец. - Но Федор Николаевич едва ли откроет дверь незнакомым людям.
Он оторвал руки от парапета, и, механически переставляя ноги, двинулся к парадному. Трое коммандос последовали за ним.
Они поднялись на третий этаж - по каменной лестнице с выщербленными ступенями. Старику явно было тяжело идти, он то и дело останавливался передохнуть, и у Рольфа всякий раз возникало желание вскинуть его на плечо и потащить наверх, как мешок с мукой. Наконец они остановились у двери квартиры под номером восемь. Одной рукой старик оперся о дверной косяк, а другой - зашарил в кармане пиджака. Вытащил оттуда ключ и вставил его в замочную скважину.
- У вас есть ключ от квартиры Федора Николаевича? - удивился Рольф.
Некоторое время старик молчал. Потом с усилием повернул ключ в замке и потянул дверь на себя.
- Квартира большая, - сказал он ровным голосом. - Федор Николаевич живет в последней комнате по коридору направо.
«Это же общая квартира! - запоздало догадался Рольф. - Как Русские их называют - коммуналка? Додуматься же надо - подлить несколько семей вместе!»
- Большое вам спасибо, - поблагодарил он старика. - Извините, что побеспокоили.
Дверь в комнату Свешникова была, как и следовало ожидать, заперта. Бруно несколько раз постучал по ней костяшками пальцев.
За дверью молчали. Бруно постучал еще несколько раз.
- Может, он спит? - предположил Рольф. - Мы же не знаем, сколько ему лет.
- Тише, - сказал Хаген. - Там кто-то движется.
За дверью действительно слышались какие-то звуки - словно некто, маленький и легкий осторожно крался по паркету. Потом раздалось слабое покашливание, и тихий старческий голос спросил:
- Кто там?
- Федор Николаевич, я лейтенант Гусев. У меня есть для вас письмо и посылка от вашей сестры из Казани.
Может быть, Свешников действительно редко открывал дверь незнакомым людям, но услышав о сестре из Казани, медлить он не стал. Замок щелкнул и дверь открылась.
- Входите, пожалуйста, товарищи, - проговорил стоявший на пороге старик дрожащим голосом. - Располагайтесь, прошу вас.
Рольф потянул носом - в комнате Свешникова пахло грязным тряпьем, давно немытым телом и почему-то порошком от клопов. Обстановка была чрезвычайно бедной - стул, узкий топчан, лежавший прямо на полу, крохотная закопченная буржуйка и сваленные в углу ватники. «Располагаться» здесь было решительно негде, да и не очень-то хотелось.
- Ваша посылка, - сказал Рольф, протягивая Свешникову перевязанный веревкой пакет. Старик развернул его дрожащими пальцами. Пакет был плотно набит серыми кубиками бульонного концентрата.
- О, господи, - пробормотал Свешников. Руки его тряслись. Он несколько раз шмыгнул носом и посмотрел на Рольфа блестящими от слез глазами, как старая и верная собака.
- Вы не представляете… товарищи, вы даже не представляете что это такое… это же спасение… спасение!
- У вас хорошая сестра, - сверкнул белозубой улыбкой
Рольф.
- Да, Варечка прекрасная женщина… прекрасная… Это же суп! Много, много замечательного, вкусного супа! Каждый кубик можно разделить на четыре части… а если добавить в кастрюлю лебеды или щавеля, то получится великолепный овощной суп на мясном бульоне! Товарищи…
Он подошел к Рольфу и обнял его. Старик едва доставал диверсанту до плеча, и потому уткнулся лицом в обтянутую новеньким зеленым сукном грудь Рольфа. И заплакал.
Рольф терпеливо ожидал, пока Свешников успокоится.
- Есть еще письмо, Федор Николаевич, - сказал он.
Письмо было в узком солдатском конверте. Старик бережно
положил пакет с кубиками на топчан и трясущимися пальцами разорвал конверт.
Содержание письма, изготовленного все теми же специалистами Шелленберга, Рольф знал наизусть. Сестра Варвара сообщала, что у них в Казани все хорошо, продуктов хватает и даже с избытком, поэтому она совершенно не стесняет себя, посылая брату несколько кубиков бульонного концентрата. Все свято верят в скорую победу над фашистской гадиной и своим ударным трудом стремятся приблизить день, когда Красная Армия освободит Ленинград и пойдет дальше, на Берлин.
«Дорогой Федор, - писала она в конце. - У меня есть к тебе одна частная, но очень важная просьба. Здесь у нас в эвакуации есть одна пожилая женщина из Ленинграда. У нее в городе остался сын, Лева. Она не может с ним связаться - письма с их старого адреса возвращаются с пометкой «адресат выбыл». А она, как мать, конечно же, очень переживает. Не мог бы ты помочь ей в поисках сына? Его полное имя Лев Николаевич Гумилев, он родился 1 октября 1912 года, жили они на Литейном.
Если бы ты мог оказать советской матери помощь, это было бы благородное и достойное советского человека дело».
Рольф подождал, пока Свешников дочитает письмо до конца.
- Товарищи, - сказал старик, оборачиваясь на пакет с бульонными кубиками. - А вы… э-э… надолго в Ленинград?
- Как командование решит, - пожал плечами Рольф. - Но неделю наверняка здесь пробудем.
- Это… э-э-э… было бы очень удачно. Моя сестра просит отыскать одного человека… для своей, э-э-э, знакомой. Впрочем, она, возможно, вам говорила?…
- Что-то такое упоминала, - улыбнулся Рольф. - Кажется, какой-то Лев Гумилев, да?