Патруль вырос словно бы из-под земли. Двое красноармейцев с винтовками за плечами и широкоплечий капитан с ромбами НКВД перегородили Рольфу дорогу.
- Проверка документов, - сообщил капитан, цепко поглядывая на Рольфа снизу вверх. - Предъявите, товарищ лейтенант.
Рольф вытащил пачку документов и протянул капитану. Тот внимательно изучил бумагу, подписанную контр-адмиралом Смирновым и удивленно поднял брови.
- Радиоразведка, значит? И что офицер берегового отряда делает в Ленинграде?
Капитан Сергей Смыков полгода назад окончил училище НКВД имени Клима Ворошилова. В апреле училище перевели в Саратов, а Смыков остался защищать родной город от разной нечисти. Осенью сорок первого, когда голод уже начал собирать первую жатву, в булочную, где в очереди за хлебом стояла сестренка Смыкова, Галя, ворвался провокатор и принялся разбрасывать хлеб с прилавков, крича: берите! берите все без карточек! коммунисты хотят уморить вас голодом! в городе полно хлеба! Когда его попытались задержать, провокатор легко разбросал слабых от недоедания людей и убежал. При этом он так толкнул Галю, что она ударилась затылком о чугунную батарею и через несколько дней умерла.
Смыков ловил провокаторов, выявлял саботажников, выслеживал людей, разбрасывавших на улицах листовки с призывами к свержению советской власти, и все время думал о Гале. Зимой он долго охотился на людоеда, нападавшего на детей у Кировского завода, а когда нашел, то застрелил без суда и следствия. Он хорошо помнил, какая сытая, гладкая была ряшка у этого людоеда.
Лейтенант, которого они остановили на пустынной улице, не понравился ему с первого взгляда. У него тоже было лицо человека, не знавшего голода.
Конечно, это ничего не значило - в Ленинград все время прибывали новые части, и вновь прибывших отличали, как правило, именно по внешнему виду. Но Смыков решил на всякий случай проверить этого откормленного верзилу как следует.
Он с интересом прочитал подписанное контр-адмиралом предписание. Надо же додуматься, отправлять парней с Ладоги, где они делом занимаются, в Ленинград. Финские подводные лодки в Ольгинском пруду выслеживать, что ли?
- И что офицер берегового отряда делает в Ленинграде?
- Выполняю задание, товарищ капитан, - ответил Гусев. - Виноват, не имею права его раскрывать.
Смыков быстро взглянул ему в глаза. Не нервничает, взгляд не бегает. Бумаги как бумаги - и подпись, и печать на месте. Придраться было особенно не к чему, но почему-то очень хотелось.
- Откуда сам-то, лейтенант? - спросил Смыков, складывая предписание и начиная разбираться с другими документами.
- Из Киева, - улыбнулся Гусев. Улыбка у него была хорошая, открытая, а вот поди ж ты - не нравилось что-то в нем капитану - и все. - Киевское военно-пехотное училище, знаете?
- Знаю, - кивнул Смыков. Документы были в порядке, хотя и выглядели подозрительно чистыми. Конечно, теоретически можно допустить, что лейтенант Гусев из берегового отряда радиоразведки ни разу не попадал под дождик и не мок в ладожских водах… и все-таки что-то здесь было не так. Смыков вспомнил, чему их учили опытные пограничники - на наших документах всегда остаются ржавые следы от скрепок, у немцев же скрепки из нержавейки, поэтому в верхнем левом углу их документов бумага всегда чистая.
Он еще раз пролистал документы. Никаких следов ржавчины на них не было.
улыбка Гусева стала чуть более напряженной. Видимо, он почувствовал, что капитана что-то насторожило, и теперь пытался понять, что именно.
- А это что у тебя тут? - Смыков извлек из пачки документов довоенный билет спортобщества «Динамо». - Так ты спортсмен?
Он старался говорить как можно более добродушно, чтобы не спугнуть оборотня. В том, что перед ним оборотень, Смыков уже почти не сомневался.
- А по мне не видно? - в тон ему ответил Гусев. - «Динамо» - это ж лучший клуб страны!
- Ого! - воскликнул Смыков. - А я за ЦДКА всю жизнь болел. И тут еще можно поспорить, кто лучше. Как наши вашим в сорок первом в Киеве наваляли? Гринин-то две банки забил! Так-то!
Он щелкнул ногтем по динамовскому билету Гусева и вернул ему документы. Напряжение, сковывавшее лейтенанта, исчезло. Он сложил бумаги и спрятал их в карман кителя.
- Подумаешь, две банки, - сказал он, улыбаясь. - Мы после войны отыграемся.
Смыков вытащил из кобуры пистолет и направил его на Гусева.
- А теперь, - приказал он, - медленно поднял руки, убрал за голову и повернулся спиной. Шерстюк, забрать у лейтенанта оружие!
«Где- то я прокололся, -подумал Рольф, глядя в холодные глаза русского капитана. - А может быть, бомба Хагена не сработала, и «Стремительный» все же вернулся обратно? Нет, его в любом случае должны были уничтожить «Юнкерсы». Значит, я Допустил ошибку. Какую?»
- Матча не было, - словно отвечая на его мысли, усмехнулся энкавэдэшник. - Он должен был состояться 22 июня, но утром ваши самолеты бомбили Киев. Ты такой же «динамовец», как я балерина.
Рольф поднял руки и медленно повернулся.
Красноармеец вытащил у него из кобуры ТТ.
Коммандос носили это оружие исключительно для маскировки. Оно было тяжелым и неудобным, к тому же отсутствие предохранителя делало его крайне опасным - достаточно было уронить пистолет на пол, чтобы он выстрелил от удара. Чтобы избежать этого, приходилось не досылать патрон в патронник, а пистолет, который не может выстрелить мгновенно - это просто кусок железа.
Настоящее оружие - полицейский «Вальтер РРК» - было примотано к левой лодыжке Рольфа эластичным бинтом. Но Рольф не собирался пускать его в ход.
Он не знал, кто обучал этих русских солдат, как вести себя с предполагаемым диверсантом. Но кто бы это ни был, он выполнил свою задачу из рук вон плохо.
Красноармеец подошел к нему не сбоку, как следовало это делать, а сзади, полностью перекрыв капитану НКВД линию огня. Рольф резко развернулся и его каменная ладонь врезалась солдату под подбородок. Этот удар отключал человека на несколько секунд - Рольф успел перехватить оседающего красноармейца подмышками и заслониться им, как щитом.
Капитан Смыков мог застрелить диверсанта - пули ТТ прошили бы два тела насквозь - но тогда он убил бы и рядового Шерстюка. А Шерстюк, хоть и оказался растяпой и дураком, позволившим превратить себя в живой щит, смерти все-таки не заслуживал. К тому же Смыков хотел взять диверсанта живым. Поэтому он махнул рукой вскинувшему винтовку сержанту Авдеенко - не стрелять! - и медленно опустил ствол пистолета.
- Что ж ты такой нервный, Гусев, - проговорил он. - Чуть что - сразу в морду… Отпусти парня, а я тебя отпущу.
- Положи пистолет, капитан, - спокойно отозвался диверсант. - И сержант твой пусть положит винтовку на мостовую. Иначе я сломаю парню шею.
Шерстюк уже пришел в себя и хлопал глазами, пытаясь понять, что произошло, но помощи от него ждать не приходилось.
- Я не шучу, капитан. Положи оружие и разойдемся миром.
- Хорошо, хорошо, только не нервничай, - Смыков сделал вид, что наклоняется, чтобы положить ТТ на землю. В действительности он готовился выстрелить диверсанту в ногу.
Заслониться Шерстюком полностью «лейтенант Гусев», конечно, не мог - хотя бы потому, что был значительно выше и крупнее. Вся левая нога диверсанта была, как на ладони - и Смыков рассчитывал влепить ему пулю в голеностоп. Стрелял капитан хорошо, и в успехе своей задумки был уверен.
Как оказалось, зря.
Он услышал, как что-то свистнуло в воздухе, и страшно захрипел Авдеенко. Повернулся - сержант осел на колени, вцепившись обеими руками в винтовку, а из горла у него торчало что-то темное, похожее на плавник.
Смыков не успел даже выругаться. Страшный удар выбил пистолет у него из руки - ТТ улетел в сторону и упал на цветочную клумбу. Капитан попытался ударить левой, но рука попала в жесткий захват. Он услышал, как хрустит кость.