Лев покачал головой. «Гвардейский» им выдавали и так - в нем было повышенное содержание теобромина, и он считался незаменимой пищей диверсантов.
Он уже повернулся, чтобы выйти обратно на улицу, и тут тетка вдруг дернула его за рукав.
- Погоди, - сказала она. - А денег сколько дашь?
- А сколько надо?
- Двести.
Лев вздохнул. Он хотел купить еще цветов, но их, в отличие от конфет, можно было нарвать на клумбе.
- Двести дам. Так что, есть все-таки?
- Есть, кажется, одна коробка. Но старая, с довойны осталась. «Южная ночь». Пойду, посмотрю сейчас, если на месте лежит, принесу.
Тетка сделала какое-то трудноуловимое движение и исчезла - как показалось Гумилеву, войдя прямо в стену дома. Он пригляделся - в стене имелась дверь, но такая узкая и темная, что разглядеть ее было непросто.
Он подождал несколько минут. Тетки не было. Лев решил вернуться на улицу и дождаться ее там - в подворотне было неуютно и воняло кошачьей мочой.
Внезапно в подворотне стало еще темнее. Дорогу Льву заступили две широкоплечие фигуры.
- Эй, фраер, - проговорил хриплый, словно простуженный, голос. - Клифт снимай, гаманец сюда клади. И быстро, тогда живой уйдешь.
Гумилев даже не успел понять, что произошло. В одно мгно¬вение все, чему он учился последний месяц, сошло с него, как сходит кожа с ошпаренной кипятком руки. Он снова был в лагере, и перед ним снова стояли урки.
- Это что еще за фартыпер, - угрожающе спросил он, - будет тут под косматого косить? Ты за грача меня держишь, баклан? Смотри, чтоб я тебя за сам за хомут не подержал.
- Знает музыку, - удивленно сказал второй. - Битый фраер. Ты, Сеня, подожди его щупать…
Но хриплый не внял голосу разума.
- За хомут? - ощерился он, и в руке его сверкнул нож. - подержи, сука!
В следующую секунду нож звякнул об асфальт, а хриплый Сеня скорчился от боли, получив коленом в бок. Гумилев уже стоял у него за спиной, крепко держа пальцами за кадык.
Это оказалось так просто - гораздо проще, чем снять часового - что Лев удивился больше, чем бандиты. Второй урка благоразумно отступил и поднял ладони кверху.
- Ладно, ладно, - сказал он примирительно. - Ты на блатного не очень-то похож, вот и обознались мы…
- Ну и канайте дальше, - буркнул Лев. Он удостоверился, что хриплый не представляет опасности и оттолкнул его подальше от себя. Наклонился и поднял с асфальта нож - это оказалась остро заточенная финка с разноцветной наборной рукоятью.
- Было ваше, стало наше, - сказал он, опуская финку в карман. Сеня простонал что-то о том, что он сделает с оборзевшим фраером, когда немножко отдышится.
- Исчезли оба, - велел Лев. - Пока я этого фуфлыжника наглухо не загасил.
Благоразумный бандит подхватил Сеню под мышки и поволок куда-то в глубину подворотни.
Гумилев поспешил выйти на улицу. Легкость, с которой он дал отпор гоп-стопщикам, пьянила и кружила голову, и это было опасно. Насколько он знал такую публику, они могли вернуться в любой момент и в куда большей компании, а то и со стволами.
- Ты далеко собрался, парень? - спросил знакомый уже женский голос.
Тетка опять стояла в подворотне - как будто и не уходила никуда. В руках она держала какой-то сверток.
- Вот твои конфеты. Давай, иди, расплачиваться будем.
- Нет уж, - сказал Лев. - Хочешь продать - иди сюда.
Он быстро огляделся. Переулок был пуст в обе стороны, только у водосточной трубы сидела, почесываясь, облезлая рыжая псина.
Тетка, недовольно щурясь, подошла к Гумилеву и продемонстрировала ему сверток, завернутый в папиросную бумагу и перевязанный синей ленточкой. Тетка потрясла его - внутри что-то застучало.
- Разверни, - велел Гумилев.
- Ты что? - возмутилась тетка. - Думаешь, я тебя обманывать стану?
К этому моменту Лев был уже уверен, что гоп-стопщики появились в подворотне не случайно. Тетка была наводчицей, и ожидать от нее можно было чего угодно. Поэтому он повторил железным голосом:
- Разверни.
Это действительно оказалась коробка конфет «Южная ночь», в которой лежали настоящие шоколадные сердечки и ромбики. Кое-где шоколад покрылся светло-коричневым налетом, но Лев решил, что счистить его будет делом пяти минут.
- Ну, убедился, Фома Неверующий? - прошипела тетка. - Гони деньги.
Гумилев отдал ей двадцать мятых лагерных червонцев, забрал коробку и быстрым шагом направился в направлении Сретенки.
В четыре часа утра, с коробкой конфет и букетом цветов, сорванных в разрушенном немецкой артиллерией Ботаническом саду (там среди разбитых оранжерей и воронок от снарядов Цвели невероятной красоты бархатные розы) Лев вернулся к дыре в ограде базы «Синица». Он устал как собака - полдороги от Москвы ему пришлось идти пешком, пока сердобольный колхозный шофер не посадил его в кузов перевозившего овощи грузовичка. Брюки его были в грязи до колена, рубашка пахла
Пустой. И все же он был счастлив, как, наверное, мог быть счастлив средневековый рыцарь, заколовший дракона и чудом оставшийся после этого в живых.
Лев аккуратно протолкнул в щель букет и конфеты. Потом полез сам, и тут накопившаяся усталость подвела его - он зацепился рубашкой за проволоку. Попытался перевернуться на бок, чтобы попробовать вытащить проволоку, и услышал треск разрываемой ткани.
Лев выругался на фарси - эту привычку он приобрел после туркестанской экспедиции, персидские ругательства были цветисты и очень ему нравились - и замер. Ему показалось, что невдалеке послышались шаги.
Неужели часовых выставили и в эту ночь? Но зачем? До вчерашнего дня периметр базы охранялся из рук вон плохо, не зря же Теркин бегал в деревню, как к себе домой. Может быть, есть еще какая-то группа, которой тоже устроили экзамен?
Шаги приближались. Лев дернулся, но вышло только хуже - острый конец проволоки, пробив ткань, впился ему в кожу.
Из сероватой предрассветной мглы выступил человек в военной форме. Остановился, рассматривая лежащие на траве розы, потом сделал еще шаг и склонился над попавшим в ловушку Гумилевым.
- Ну что, Николаич, вернулся? - спросил человек голосом Теркина. - А то тут уже полный шухер. Жорка наш из Москвы приехал, хотел с тобой о чем-то поговорить, а тебя-то и нет. Ну, пришлось сказать, что ты в расстроенных чувствах бродишь где-то у реки. Так он отправил меня тебя искать.
- Давно? - прошептал Лев.
- Да уж часа три.
Василий отогнул кусок проволоки, за который зацепился Гумилев и помог ему вылезти из дыры.
- Форма твоя у меня с собой. Давай, Николаич, переодевайся, и пойдем сдаваться. А трофеи твои я пока что у нас в комнате спрячу.
* Это может показаться удивительным, но заключенные ГУЛАГа получали зарплату (она называлась «денежным» или «премиальным» вознаграждением). Вознаграждение это обязательно зачислялось на личный счет заключенного. В течение месяца работающим заключенным деньги выдавались в сумме, не превышающей месячного премиального вознаграждения. Кроме премиального вознаграждения, заключенным, в зависимости от поведения их на производстве и в быту, могли быть выданы с разрешен начальника лагерного подразделения и личные деньги в сумме не более 100 руб. в месяц.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Здание в начале проспекта Володарского (до революции - Литейный проспект), дом 4-6, известное также как Большой дом - считалось самым страшным местом в городе.
О нем ходило множество черных легенд. Говорили, что под землей в нем столько же этажей, сколько и над ней - то есть еще восемь. Шептались, что на верхнем этаже выстроенного в 1932 году административного корпуса держат пленных высокопоставленных немецких офицеров, и поэтому летчики Люфтваффе не бомбят это здание. Слухи слухами, но за год блокады на Большой дом действительно не упало ни одной бомбы, а четная часть проспекта почиталась наименее опасной во время артобстрелов. Вот только не торопился никто прятаться от рвущихся мин и снарядов под сенью монументального монстра, занимавшего целый комплекс зданий ОГПУ-НКВД; слишком велик был страх перед адресом, куда вызывали и откуда уже не возвращались. На протяжении десяти лет здесь исчезали люди - кто надолго, а кто и навсегда.