До Большого дома он не дошел совсем немного. Неподалеку от моста вдруг тяжело грохнуло сзади, и капитан почувствовал, что его подхватывает и несет на большой мягкой ладони невидимый гигант. Потом гигант со всего размаху швырнул его лицом на мостовую, и Шибанов потерял сознание.
Авианалет начался в три часа ночи. Тишина над городом наполнилась ревом моторов, вдали загремели первые взрывы, затряслась земля. Рольф не шелохнулся, продолжая наблюдать в бинокль за главным входом в Большой дом.
- Сейчас там зазвучал сигнал воздушной тревоги, - сказал из угла Раухер. - Через десять минут весь персонал будет в бомбоубежище.
- Отлично, - не оборачиваясь, ответил Рольф. - Через пять минут выходим на улицу.
Морозов сунул в рот очередную папиросу.
- Да, кстати, - добавил Рольф, - курево оставите здесь.
- Это еще почему?
- Дым демаскирует. Вас этому не обучали?
- Я не полевой разведчик, - буркнул Раухер. - Я, между прочим, профессиональный музыкант…
Он чувствовал себя скверно. Надежда вырваться из мертвого города, вспыхнувшая было при виде сильных и уверенных в себе парней Отто Скорцени, гасла с каждой минутой. И зачем только он согласился на эту авантюру?
- Значит, парень, за которым мы сюда пришли, сидит в лагере, - задумчиво сказал Рольф, прочитав последнее из писем Льва Гумилева сестре. - В таком случае нам нужно добыть хотя бы найденные им предметы.
- Как это - «добыть»? - спросил Раухер. - Их же забрали следователи НКВД!
- А мы заберем их обратно, - спокойно ответил Рольф.
- Это безумие! Что такого ценного в этих предметах, чтобы лезть прямиком в пасть тигру?
Рольф посмотрел на него и улыбнулся.
- Я не знаю. Но этот парень и его находки заинтересовали больших людей в Берлине настолько, что они уговорили старину Отто рискнуть тремя своими лучшими головорезами. Значит, что-то в них все-таки есть.
Раухер пожал плечами. После того, как Рольф на его глазах хладнокровно задушил Елену Гумилеву, он побаивался этого вечно улыбающегося диверсанта. Кроме всего прочего, Рольф был чертовски проницателен.
- Признайтесь, дружище, вы ведь поддерживаете кое-какие неформальные отношения с местной тайной полицией? - спросил он, когда они вдвоем сидели у Морозова на кухне и ели разогретую на огне тушенку. Раухеру все-таки пришлось поделиться с гостями своими консервами - их собственные запасы Уже закончились.
- С чего вы взяли? - сердито буркнул Морозов.
- Слишком вы сытый, - усмехнулся Рольф. - Я за эти дни повидал немало ленинградцев - большинство из них похожи на ходячие скелеты. А у вас на кухне одних консервов двадцать банок. Откуда?
Раухер поерзал на табурете.
- Я предусмотрительно запасался продуктами.
- Сколько же вы их запасли? Два вагона? Если есть по банке тушенки в день, за год ушло бы не меньше трехсот шестидесяти пяти банок. Бросьте, дружище. Консервы вам выдают по какому-то особенному пайку, не так ли?
Морозов молчал, сосредоточенно разглядывая стол.
- Потом, вы живете один в огромной квартире. Куда девались ваши соседи? Умерли от голода в то время, как вы обжирались тушенкой? Или логичнее было бы предположить, что их забрала тайная полиция? Например, по чьему-либо доносу. А поскольку вас не забрали, то сама собой напрашивается мысль, что этот донос написали вы. Соседи вам мешали, и вы от них попросту избавились. Ну, и карточки их, вероятно, забрали себе. Так?
- А вам-то что? - обозлился Раухер. - Каждый выживает, как умеет!
- Это верно, - добродушно согласился Рольф. - Мораль меня не интересует, это дело попов. А вот то, что действительно важно для меня и моего задания - это ваша осведомленность о том, что происходит внутри Большого дома.
Прижатый к стенке Морозов был вынужден рассказать все, что он знал о системе охраны ленинградского НКВД. «Это твой пропуск в фатерланд, - сказал ему Рольф. - То, что ты раздобыл адрес девчонки, конечно, хорошо, но этого мало. Поможешь нам отыскать предметы, и мы возьмем тебя с собой на ту сторону».
Коммандос, по-прежнему одетые в советскую военную форму, вышли из дому и споро пересекли проспект Володарского, который ленинградцы по привычке называли Литейным. На другом берегу Невы, бушевал сильный пожар - его отблески дрожали на серых стенах Большого дома, от чего здание казалось еще более зловещим. Раухер безуспешно пытался унять озноб.
К зданию НКВД подошли со стороны улицы Каляева. Здесь располагался еще один подъезд Большого дома, хорошо известный Раухеру - сексоты опасались заходить в здание через главный вход. Рольф отсчитал четыре окна от этого подъезда и кивнул Хагену - давай.
В отличие от Рольфа и Бруно, Хаген не был профессиональным военным. До того, как присоединиться к мальчикам Отто Скорцени, он специализировался на кражах со взломом. Когда Скорцени понадобились специалисты в некоторых деликатных областях, он не поленился потратить несколько вечеров на изучение картотек тюрем Третьего Рейха и отобрал с десяток известных в криминальном мире персонажей. Хаген, мотавший пятилетний срок в тюрьме Штадельхайм за взлом сейфа в одном из мюнхенских банков, стал одним из самых удачных его приобретений.
В вещмешке Хагена находился плоский ящик с инструментами. Диверсант извлек оттуда алмазный стеклорез и четыре резиновые присоски. По знаку Рольфа Бруно опустился на четвереньки и Хаген влез к нему на спину. Сквозь грохот разрывов послышался противный звук разрезаемого стекла.
- Все готово, - сказал Хаген спустя минуту. - Осторожнее, я спускаюсь.
Он слез со спины Бруно, аккуратно держа в руках вырезанный стеклянный прямоугольник. Прислонил его к стене и одну за одной отлепил от него присоски.
- Можно лезть.
Раухер ошеломленно смотрел, как коммандос лезут в окно - быстрые, ловкие, как огромные кошки. Потом Рольф легонько подтолкнул его.
- Пошевеливайтесь, старина. Бруно подаст вам руку.
Морозов, двигаясь как во сне, ухватился за длинные сильные ладони Бруно и, скребя ботинками по стене, полез наверх. Миг балансировал на подоконнике, потом спрыгнул на пол.
- Тише, - недовольно прошептал Бруно. Он держал в руке пистолет и цепко оглядывался по сторонам. - Шумите, как медведь в лесу.
В этот момент в уши Раухеру ввинтился пронзительный свист пикирующей «штуки». Где-то неподалеку оглушительно грохнула тяжелая авиационная бомба.
Бруно хлопнул его по плечу.
- А впрочем, можете шуметь. Вряд ли русские сейчас прислушиваются к каждому шороху.
- Где мы сейчас? - спросил Рольф, забравшийся в окно последним. - Вы можете провести нас к центральной лестнице?
Морозов огляделся. Они находились в каком-то кабинете в левом крыле здания.
- Могу, - сказал он. - За дверью должен быть коридор, он-то нам и нужен.
- Бруно, займись маскировкой, - велел Рольф. - Хаген, открывай дверь, мы выходим.
К удивлению Раухера, Бруно вытащил из вещмешка свернутые в рулон советские газеты и сноровисто заклеил ими вырезанное окно.
- Когда люди видят, что в окне нет стекла, это вызывает подозрение, - объяснил Раухеру Рольф. - Но когда они видят вместо стекла старые газеты, им кажется, что, возможно, здесь идет ремонт.
Хаген открыл дверь и высунул голову в коридор.
- Все спокойно, - доложил он. - Можно выходить.
- Идите первым, - приказал Рольф Раухеру. - И если наткнетесь на охрану, не оборачивайтесь и не давайте им понять, что за вами еще кто-то идет. Не бойтесь, в обиду мы вас не дадим.
Морозов скрипнул зубами. Он понимал, что его используют, как ягненка при охоте на тигра, и это было обидно, но спорить с командиром диверсантов он не осмеливался.
Длинный коридор был освещен слабыми мигающими лампочками. Под потолком с регулярными интервалами завывала сирена противовоздушной обороны.
Раухер, которому не раз доводилось бывать в этих стенах при свете дня, почувствовал липкий, обессиливающий страх. Ему показалось вдруг, что если он обернется, то обнаружит себя в полном одиночестве - под дрожащим мертвенным светом… Что может быть страшнее?