Мамочка, мамуся, ты не выдержала, ты погибла. Мамуля, мамончик, милый дружочек мой. Боже, как жестока судьба, ты так хотела жить. Ты умерла мужественно. У тебя был очень сильный дух, но, к сожалению, очень слабое тело. Мамуля, ты умерла, слабела с каждым днем, но ни одной слезинки, ни жалоб, ни стонов, ты старалась ободрить меня, даже шутила. Вспоминаю, что 5-ого февраля ты еще встала. Пока я бегала по очередям, ты наготовила дров. После обеда ты спокойно сказала, что теперь приляжешь отдохнуть. Ты легла, попросила себя прикрыть своим пальто, и… и больше ты уже не вставала.
7-ого ты уже не вставала на горшок, а главное, вот что обидно: эти последние дни, 5, 6, 7 февраля, мама почти совсем со мной не разговаривала. Она лежала, закрывшись с головой, очень строгая и требовательная. Когда я бросилась со слезами к ней на грудь, она отталкивала меня: «Дура, что ревешь. Или думаешь, что я умираю». — «Нет, мамочка, нет, мы с тобой еще на Волгу поедем». — «И на Волгу поедем, и блины печь будем. Вот давай-ка мы лучше на горшок с тобой сходим. Ну-ка, сними одеяло. Так, теперь сними левую ногу, теперь правую, прекрасно». И я снимала с кровати на пол ноги, когда я дотрагивалась только до них, это ужасно. Я понимала, что маме осталось недолго жить. Ноги — это были как у куклы, кости, а вместо мышц какие-то тряпки.
— Опля, — говорила весело она, силясь сама подняться. — Опля, а ну-ка, подними меня так.
Да, мама, ты была человеком с сильным духом. Конечно, ты знала, что умрешь, но не считала нужным об этом говорить.
Только помню, 7-ого вечером. Я попросила маму: «Поцелуй меня, мамуся. Мы так давно не целовались». Ее строгое лицо смягчилось, мы прижались друг к другу. Обе плакали.
— Мамочка, дорогая!
— Лешенька, несчастные мы с тобой!
Потом мы легли спать, т. е. я легла. Спустя немного времени слышу, мама меня зовет:
— Алеша, ты спишь?
— Нет, а что.
— Знаешь, мне сейчас так хорошо, так легко, завтра мне, наверно, будет лучше. Никогда я еще не чувствовала себя такой счастливой, как сейчас.
— Мама, что ты говоришь. Ты меня пугаешь. Почему тебе хорошо стало?
— Не знаю. Ну ладно, спи спокойно.
И я заснула. Я знала, что мама умрет, но я думала, что еще дней 5, 6 она проживет, но я никак не могла предполагать, что смерть наступит завтра.
Я заснула. Сквозь сон я слышала, что мама опять меня звала. «Лешенька, Алеша, Алеша, ты спишь?» Как сейчас, звучат в ушах у меня эти слова. Потом она замолчала. Я опять заснула крепким сном. Когда опять проснулась, слышу, мама что-то говорит, но очень невнятно, я ее окликнула:
— Мама, а мама, что ты говоришь?
Молчит. Потом опять что-то бормочет, а мне не отвечает. «Наверно, бредит», подумала я. Опять заснула.
Когда опять проснулась, слышу храп. Ну, думаю, наконец-то мамочка заснула, и я совершенно спокойно снова заснула. Не знаю, сколько времени я спала, но вдруг проснулась страшно встревоженная. Сердце подсказывало мне, что-то неладно. Мама по-прежнему храпела, но то был храп не спокойно спящего человека. Нет. Мама лежала с закрытыми глазами, на спине и тяжело дышала ртом. А в горле у ней что-то клокотало. Я начала ее тормошить, звать, она открыла глаза и уставилась на меня бессмысленным взглядом. «Мама, мама, ты слышишь меня?» Тот же взгляд, потом глаза устало зак[ры]лись.
Боже, она не видит, не слышит меня, она умирает. Лоб холодный, руки, ноги хол[од]ные, пульс чуть бьется. Я побежала звать на помощь. Пришли соседи. Затопили печку. Грели горячие бутылки. Горячее, сладкое кофе, витамин какой-то. Нет, все напрасно. Мама крепко стиснула зубы. Когда же ей насильно влили кофе, не проглотила. Было 6 часов утра. Соседи ушли, сказав мне, [что]б я все-таки старалась напоить маму. И вот несколько последних часов я сидела у ее постели. Она так и не пришла в сознание и тихо умерла, как-то замерла, [я] даже не заметила. Хотя сидела у ее изголовья. Так умирают от истощения [в]се.
К 3-ем часам я пошла на почту и отправила телеграмму Жене. Потом пошла [в] «Молодежный»{85}, но сегодня [бил]етов не продают. Оттуда [пош]ла в Михайловский театр, [уз]нала, что Кира уже недели [две?] как эвакуировалась. Оттуда я пошла к Гале. Я так боялась, что никого у них не застану. Но оказалось не так.
Мне открыл Аликин дедушка. Глаза красные от слез. Оказывается, три дня тому назад умерла его жена Юлия Дмитриевна Потом пришла Галя, она очень похудела. Пришла Кира. Потом мы с Галей сходили за Аликом в очаг.