Прокомандовал недолго. Всего полтора месяца.
В эти самые полтора месяца и случилось страшное.
Генерал Хозин, командующий Ленинградского фронта, не смог нормально руководить из окруженного города бывшим Волховским. Пришлось спасать положение и возвращать Мерецкова обратно.
Но было уже поздно. Кольцо захлопнулось и Власов сдался в плен.
И вот… Опять…
Снова Вторая Ударная, на этот раз под командованием генерал-лейтенанта Клыкова в окружении. На этот раз — не одна. С Восьмой армией генерал-майора Старикова и Четвертым гвардейским корпусом…
А еще там, в кольце, замкнутом Манштейном — командует гвардейцами генерал-майор Гаген.
Немец.
Если он попадет в плен — фашисты сделают все возможное, чтобы еще один генерал — тем более немец! — был выставлен перебежчиком.
Тогда Мерецкову прощения больше не будет.
Никогда.
Внезапно тряска под колесами 'эмки' прекратилась.
— Что такое? — удивился Кирилл Афанасьевич.
'Зубодробилками' называли дороги Приладожья бойцы. Почему? А потому что зубы от тряски выбивало порой…
— А это саперы наши постарались! — повернулся к комфронта командарм Стариков. — Полковник Германович со своим начштаба Софроновым. Раньше ведь как? Просто на грунт жердины бросали. А теперь? А теперь под настил, — продолжил Стариков, — подсыпается грунт. Ложась на него, жерди уже не вибрируют. Если теперь покрыть настил хотя бы тонким слоем гравия с землей, то тряска исчезнет, причем значительно возрастет скорость передвижения.
— Молодцы! А это — тоже работа инженеров? — Мерецков кивнул на тридцатиметровую вышку, возвышавшуюся над штабом армии, к которому подъезжал небольшой — всего три машины — его кортеж.
— Нет, это предложили операторы и артиллеристы, а построили, конечно, инженеры. В хорошую погоду с нее просматривается почти вся местность до Синявина. Мы ее используем для наблюдения за полем боя, корректировки артиллерийского огня и авиационных ударов. Правда, туман и лесные пожары дальность наблюдения снижают…
За разговорами вышли из машины.
Мерецков внезапно остановился и посмотрел на вышку:
— И не бомбят?
— Не без этого, — серьезно ответил Стариков. — Но пока стоит.
Комфронта неуклюже, что было понятно при его комплекции, повернулся к адъютанту:
— Наградные листы на инженеров подготовь. А мы пока хозяйство Старикова посмотрим.
И смотрел. Мерецков добрался и до переднего края, за что всегда ругал своих подчиненных. Не дело командарма и даже комдива по траншеям ползать. Что там можно увидеть? Командующему нужна целостная, объективная картина, а не кусочки поля боя из окопов.
Но Кирилл Афанасьевич не боялся смерти от пули на передовой. Он другого боялся. Поэтому еще до отъезда в войска приказал со Ставкой его не соединять. И даже обрадовался, когда, вернувшись с поля боя, увидел свою 'эмку' догоравшей после прямого попадания немецким снарядом.
В блиндаже он первым делом подписал приказ о снятии генерал-майора Гагена, Николая Александровича, с должности командующего Четвертым гвардейским корпусом. Приказ был продатирован первым сентября. Никто на эту деталь не обратил внимания. Не до этого было. Надо было думать — как войска из 'мешка' выводить.
Ставка приказа на отвод войск не давала.
Там еще не знали об окружении. И Ленинград еще не знал.
— И так, товарищи, сегодня у нас двадцать пятое сентября…
Голос командующего прервал близкий разрыв снаряда. С потолка командирского КП посыпалась земля, которую тут же стряхнули с карт адъютанты.
* * *— Лес кокой странный, да, товарищ лейтенант? — устало перемешивая глину сапогами спросил боец Москвичева.
— Кокой… — передразнил бойца лейтенант. — Вологодской, что ли?
— Горьквоской, — вздохнул в ответ боец.
Москвичев вдруг споткнулся, зацепившись полой шинели обо что-то непонятное. Приглядевшись — понял — кусок пережеванной взрывом колючки вцепился зубцами в мокрую ткань.
— А вы полы-то подберите и зацепите за ремень, — посоветовал лейтенанту второй боец.
Москвичев кивнул, помедлил и сделал по совету бойца. Шагать и впрямь, стало легче. Он шмыгнул носом, утерев просыревшим рукавом отросшие усы и обогнал взвод.