— Вперед! — скомандовал лейтенант.
И поползли было дальше, но из этой самой воронки вдруг послышался спокойный, негромкий. Но очень уверенный голос:
— Стой, кто идет?
Москвичев тормознул бойцов, махнув рукой. А потом, лежа на пузе, крикнул в ответ:
— А ты кто такой?
— Назовите себя! — голос стал требовательнее и суше.
— Лейтенант Москвичев, +++++++++++++++++++++
Из воронки выполз невероятно грязный человек, в форме… А хрен его знает в какой форме.
— Я генерал-майор Гаген.
— Ахренеть! — сказал кто-то из бойцов.
— Документы предъявите, товарищ генерал-майор!
Один лежащий человек протянул другому удостоверение, замазанное в волховской грязи.
Несколько секунд Москвичев смотрел на фотографию, читал каллиграфические буквы надписей и подписей.
А вот так бывает, что лейтенант у генерала документы проверяет. Это война — здесь бывает все.
— Товарищ генерал-майор, извините… — Москвичев начал было подниматься, но Гаген движением руки остановил его:
— Лежите, лейтенант. И ваши документы покажите!
Москвичев показал свои. Только после этого Гаген обратно зажал усики чеки у "эфки".
— Куда идете? — спросил Гаген.
— Выполняем приказ, товарищ генерал-майор. Времменно исполняющий обязанности командира роты политрук Рысенков приказал доставить захваченные у гитлеровцев документы в штаб фронта. Вот, посмотрите!
— Приказал? Доставляйте. А смотреть я не буду. Приказано товарищу Мерецкову доставить? Вот ему и доставляй.
Гулко бахнула мина где-то в дождливой мороси. Опять ткнулись мордой в грязь. Полежали.
— Но, товарищ генерал-майор… А вы?
— А я временно прикомандировываю сам себя в состав взвода лейтенанта Москвичева. Или тебе письменный приказ нужен? Извини, у меня ни стенографистки, ни печати нет под рукой. Командуй, лейтенант!
Москвичев несколько смутился. Командовать генералами ему еще не приходилось.
— Но по званию-то…
— Лейтенант, тебя учили командовать взводом? Вот и командуй. Я когда-то тоже так начинал. А теперь разучился. Теперь мне меньше, чем дивизию — не подавай. Так что давай, работай, лейтенант.
Пришлось взять себя в руки:
— Тогда, товарищ генерал-майор, вот… Вещмешок мой возьмите. Я впереди пойду… поползу, то есть. Два бойца по краям вас прикроют. Третий — тыл прикроет. А вы — в центре. Только вы это… Плащ-то свой возьмите тоже.
— Или так, — покладисто согласился Гаген.
И поползли. А что? Не лежать же тут до морковкиного заговенья, как выразился боец из города Горького. Кстати, как у него фамилия?
* * *Мерецков упрямо оставался на КП дивизии, не обращая внимания на артобстрелы. Фрицы иногда так наглели, что подбирались на расстояние минометного залпа. Пока их отбрасывали, но был и случай, как гитлеровцы почти прорвались к штабу. Кирилл Афанасьевич уже нервно сжимал рукоятку пистолета и облизывал сухие губы, готовясь к бою. К последнему в своей жизни бою.
Но немцев отбили.
А жаль. Лучше было бы погибнуть в бою, чем вернуться подследственным на Лубянку. А он вернется. Он опять провалил операцию. Чтобы не говорили потом кабинетные историки, но сейчас-то виноват он — Мерецков. А кто еще?
И он ждал и ждал случайного снаряда, но те все время падали мимо. Бойцы второй ударной, четвертого гвардейского и восьмого стрелкового все еще выходили из окружения, а это значит, что он должен оставаться на командном посту именно здесь, почти на передовой. А Ставка все еще не знает, что войска выходят. Делегатам связи из штаба фронта он только кивал головой. Генштаб, которым Мерецков руководил всего лишь два года назад, требовал отчета, но Кирилл Афанасьевич не мог дать им ответ.
Ему нечего было отвечать, кроме…
Он бы сам себя расстрелял и был бы прав.
Но…
Не все еще потеряно. Не все.
Промозглый ветер Балтики и Ладоги внезапно ворвался в блиндаж.
— Товарищ генерал-лейтенант! Там это…
Мерецков грузно повернулся на голос. На посиневшем, с красными пятнышками, носу адъютанта висела мутноватая сопливая капля.
— Что это, полковник?
— Там это!
— Да что именно? — повысил голос комфронта.
Полковник шмыгнул носом ровно мальчишка:
— Это… Того…
Мерецков потерял терпение и вышел из блиндажа.
* * *Поле перешли без особых приключений. Какие там могут быть приключения, когда ползешь по сантиметру мордой в грязь, замирая при любом близком разрыве или пулеметной очереди.
Москвичев никогда не думал, что в мокром тумане так красивы пулеметные очереди, огненными строчками прошивающие воздух.