Сама Женя взяла легкую дорожную сумку с самыми необходимыми вещами и совсем маленькую сумочку с косметикой. Она не собиралась тащить за собой прошлое.
Наталья Ивановна всю дорогу до аэропорта тяжело вздыхала и оглядывалась, качала головой и снова вздыхала. Весь ее вид говорил, что она не ждет ничего хорошего. Она согласилась уехать вместе с сестрой, как соглашалась со всем, чего хотела Женя, мучительно преодолевая внутреннее сопротивление.
— Прекрати вздыхать, — повторяла Женя, — сейчас же прекрати!
Пожилой таксист неодобрительно косился на двух женщин. Они едут за границу и не выглядят при этом счастливыми. Сам он никогда не был за рубежом — от бедности, а не от патриотизма — и всех пассажиров, которых вез в международный аэропорт, не одобрял. Поэтому он не помог женщинам вытащить чемодан из багажника.
Сестры вошли в зал отправления.
В аэропорту шел ремонт, поэтому помещение, и без того тесное и неудобное, было еще больше ужато лесами и временными перегородками. Многочисленные пассажиры проталкивались со своим багажом среди шатких алюминиевых конструкций к стойкам регистрации.
В зале было душно. Женя вытерла пот, мелкими капельками выступивший на лбу, и протянула мужчине за стойкой билеты.
На втором этаже возле резной балюстрады остановилась девушка в голубой форме стюардессы с огромным букетом роз в руках. Она слегка облокотилась на балюстраду и нашла взглядом двух женщин около стойки регистрации. Она мысленно сверила их со словесным описанием и с фотографиями, которые накануне долго рассматривала, прежде чем сжечь.
Это были они.
Девушка слегка развернула букет, и между пышными бутонами роз показалось что-то чужеродное, лишнее, смертоносное.
— Счастливого пути, — сказал мужчина за стойкой, протягивая Жене посадочные талоны и устанавливая громоздкий чемодан Натальи Ивановны на багажный транспортер. Он немножко комплексовал из-за того, что выполняет женскую работу, и старался быть вежливым. Особенно с такими красивыми девушками, как Женя. С такими красивыми девушками, улетающими на Канары.
Он представил себе Канары, где еще никогда не был, но надеялся побывать — солнце, прибой, море цветов и красивые девушки, как эта.
— Спасибо, — ответила Женя симпатичному служащему и взяла посадочные талоны.
И в ту же секунду ее голова буквально разорвалась от оглушительной, невыносимой боли.
Боль была такой чудовищной, что больше одного мгновения Женя не смогла бы ее вынести.
Но ей и не пришлось, потому что в следующий миг все кончилось и ее захлестнула бесконечная тьма.
— Что с вами? — удивленно воскликнул вежливый служитель, увидев, как красивая девушка, улетающая на Канары, удивленно ахнула и повалилась на каменный пол.
На грязный пол, покрытый цементной пылью из-за ремонта.
Бледная женщина, стоявшая рядом с ней (мать? старшая сестра?), закричала, упала на колени, попыталась поднять девушку, обняла ее и затряслась от беззвучных рыданий.
Подбежавший охранник попытался помочь ей, но она прижимала к своей груди красивую мертвую голову и повторяла:
— Это я, это я во всем виновата… я ее не уберегла… не уберегла… не защитила…
На втором этаже девушка в голубой форме стюардессы спрятала пистолет с глушителем в огромный букет пышных, душистых роз и быстрыми шагами направилась в дальний конец галереи.
Гулкий жизнерадостный голос в репродукторе произнес нараспев по-русски и по-английски:
— Заканчивается регистрация пассажиров рейса авиакомпании «Финн-Эйр» на Тенерифе.
Шурик вытащил меня из душа.
— Смотри, что показывают!
Завернувшись в полотенце, я понеслась вниз, к телевизору, оставляя на лестнице следы босых ног. Однако на экране мелькали уже последние кадры. Какая-то женщина сидела на полу в большом неуютном помещении, в котором я узнала аэропорт Пулково. В женщине было что-то удивительно знакомое, я перевела вопросительный взгляд на Шурика.
— Да это же Наталья Ивановна!
— Ой! — пискнула я, и тут камера переместилась, я увидела женскую фигуру, лежащую на полу.
Наталья Ивановна пыталась поднять тело, вид у нее был совершенно невменяемый.
— Ничего себе! Да ведь это же Женя! Ее прикончили! Интересно, кто? — Я с опаской оглянулась на двоих охранников, которые пялились на меня из угла холла.
В пылу разговора я не заметила, как полотенце развязалось и грозило упасть на пол, а под ним у меня ничего не было, кроме себя самой.