Мы присели в кресла по разные стороны журнального столика.
— Итак, мне угрожает смерть, — проговорила она, откинувшись на спинку и положив ногу на ногу. Судя по спокойному тону, она не паниковала.
— Не могу утверждать категорично, но опасность существует.
Ее напомаженный бутончик раскрылся в снисходительной улыбке. Она, по-видимому, считала, что я объявился здесь лишь ради знакомства, а страшное предостережение и милицейское удостоверение лишь предлог, чтобы проникнуть в квартиру и завязать разговор.
— Вы читали последние криминальные сводки в местных газетах?
— Нет, не интересуюсь, — ответила девица с каким-то скрытым вызовом.
— Так я и предполагал. Так вот: в течение недели в своих квартирах были задушены две девушки.
— А причем здесь я?
— Им было, так же, как и вам, по 23 года.
Она лишь недоуменно передернула плечами, но сделала это не с раздражением, а изысканно, плавно, словно лебедушка проверяет: повинуются ли ей крылья.
— Обе блондинки, — продолжил я. — Обе подали объявление с предложением знакомства.
— И что из этого следует?
— Пока лишь одно: эти объявления служат ориентиром для убийцы.
Она потупила взор. Наконец-то я озадачил строптивую особу. Итог ее скоротечных размышлений — вопрос-предположение:
— Следующей жертвой стану я?
— Не исключено, если у вас даже и нет того, что интересует убийцу. В таком деле лучше перестраховаться.
— А что его может заинтересовать? Золото, деньги, дорогие вещи?
— Нет, его влечет что-то другое. Он знает: это «что-то другое» находится у блондинки 23-х лет, которая должна подать в газету объявление с предложением знакомства.
— У меня нет ничего такого, чем я могла бы привлечь его внимание. — Она поджала губки.
— Охотно верю, но вот преступник в неведении.
— Я напишу ему об этом на двери.
Ого! Она еще сохраняла способность шутить, а мне-то казалось, что в нее проник страх, сделав ее более послушной и осторожной. Пришлось принять образ далекого от ценителя шуток малого и продолжить разговор уже на полном серьезе:
— Возможно, у вас хранятся какие-то компрометирующие документы или, допустим, антиквариат, который можно продать за валюту?
— Ни компроматом, ни антиквариатом не располагаю, — ответила она скучающим тоном.
Да, видимо, мне не стоит рассчитывать на душевность, а уж тем более дожидаться чашечки кофе или чая, за которой разговор протекал бы непринужденно и доверительно. Девица попалась ершистая и далеко не светского воспитания, как мне представлялось. Что ж, для подобных у меня в запасе имелся сухой официальный язык.
— В целях безопасности и скорейшей поимки преступника в вашей квартире будет находиться засада из сотрудников уголовного розыска.
Она отреагировала весьма своеобразно: скроила глупенькую улыбку и пропела дурашливым тоненьким голоском:
— И возглавлять засаду, конечно, будете вы?
— Не угадали.
— Тогда сколько же будет торчать здесь ваша засада, неделю, месяц?
— Пока не убедимся в вашей безопасности или пока не задержим преступника, — проявлял я выдержку.
— Не морочьте мне голову! — Дурашливость в ее поведении мгновенно исчезла, она рывком поднялась с кресла и уперла руки в бока, как своевольная купчиха. — Я не позволю вторгаться в личную жизнь. Квартира — моя собственность и распоряжаюсь здесь я!
Господи! Сколько надменности в этой, еще не тертой жизнью особе. Словно она обладательница не двухкомнатной, уже не мало повидавшей на своем веку квартиры, а высоких хором и носит титул, ну не меньше графини, а перед ней находится затюканный холоп, добивающийся ее расположения.
— Как вам будет угодно, — не уподоблялся я вспылившей блондинке и, чтобы спустить ее с вершины высокомерия, поинтересовался. — Квартира, конечно, куплена не вами!
Куда там! Она по-прежнему парила в облаках и продолжала разговаривать со мной только свысока.