Итак, в тот день мысли ее были подобны падающим осколкам разбитого стекла. То, что простые, непросвещенные люди называли головной болью, было всего лишь иллюзией, слабостью. Однако, прошагав девять кварталов от школы Херста до приюта, Норма Джин почувствовала, что голова у нее просто раскалывается и что она почти ничего не видит.
Ей нужен аспирин. Всего одна таблетка!
Медсестра в лазарете запросто выдавала аспирин, когда тебе нездоровилось. Когда у девочек наступали «критические дни».
Но Норма Джин поклялась, что не сдастся.
Все это было испытанием, проверкой, крепка ли ее вера. Разве не сказал Иисус Христос: ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него?
Она с отвращением вспомнила, как мать крошила таблетки аспирина, а потом бросала их в стакан фруктового сока (тогда Норма Джин была совсем маленькой), после чего наливала из бутылки без этикетки ложку-другую «лечебной водички» – должно быть, то была водка – Норме Джин в стакан. Самой девочке было тогда всего три – или и того меньше! – и она не способна была защитить себя от этой отравы. От таблеток, спиртного. Христианская наука осуждала все нездоровые привычки. Что ж, придет день, и Норма Джин осудит Глэдис за жестокое обращение с ребенком-несмышленышем. Она не только травилась сама, она и меня хотела отравить. Я никогда не буду принимать таблеток и не возьму в рот спиртного!
За ужином, ослабевшая от голода, она не смогла есть из-за тошноты, не сумела проглотить макароны с тертым сыром и оскребышами подгорелого жира со сковородки. Заставила себя прожевать лишь кусок белого хлеба, медленно прожевать и так же медленно проглотить. Убирая со стола, она чуть не выронила поднос с тарелками и столовыми приборами, и выронила бы, не подхвати его какая-то девочка. А потом на душной кухне пришлось скрести и отмывать котелки и жирные сковородки под хмурым взглядом поварихи. Из всех работ в приюте эта была самая противная, не лучше, чем мыть туалеты. За десять центов в неделю.
Стыд и позор! Но ты возликуешь над стыдом!
В ноябре 1938-го, когда Норма Джин выйдет наконец из приюта и поселится с приемными родителями в Ван-Найсе, «на счете» у нее будет 20 долларов 60 центов. В качестве прощального подарка доктор Миттельштадт удвоит эту сумму. «Поминай нас добрым словом, Норма Джин».
Иногда – да, но чаще всего нет. Однажды она напишет историю своей сиротской жизни. Ее гордость так дешево не продается.
Если честно, не было у меня никакой гордости! И стыда тоже! Я была благодарна за любое доброе слово, за каждый взгляд встречного парня. Собственное юное тело казалось мне таким странным, словно луковица, что начала разбухать в земле, того и гляди лопнет. Нет, разумеется, она замечала изменения в своей фигуре: как набухают груди, как становятся шире бедра, как округляется «задница» – именно так одобрительно и шутливо-любовно было принято называть эту часть женского тела. Славная задница! Ты только глянь, какая славная задница! Эй, детка, детка! Кто она такая? Шикарная телка! Норму Джин пугали эти анатомические перемены. Если б Глэдис видела, не преминула бы сказать какую-нибудь колкость. Глэдис была такой стройной и гибкой, и ей больше всего нравились женственно-худощавые кинозвезды, вроде Нормы Толмадж, Греты Гарбо, юной Джоан Кроуфорд и Глории Свенсон, а вовсе не мясистые пышки, такие как Мэй Уэст, Маргарет Дюмон или же Мэй Мюррей. Глэдис очень давно не видела Норму Джин и определенно не одобрила бы этих возрастных изменений.
Норме Джин и в голову не приходило задуматься, как выглядит сама Глэдис после долгих лет заточения в норуолкской больнице.
То письмо, в котором Глэдис отказалась подписать бумаги на удочерение Нормы Джин, было последним. Да и Норма Джин больше не писала матери писем, разве что посылала, как обычно, открытки ко дню рождения и Рождеству. (А взамен ничего! Впрочем, Христос учил, что давать всегда лучше, чем брать.)
Обычно робкая и послушная, Норма Джин закатила перед Эдит Миттельштадт настоящую истерику. С какой стати ее гадкая мать, больная мать, гадкая, ужасная, сумасшедшая мать имеет право ломать ей жизнь? Почему из-за дурацких законов Норма Джин оказалась во власти женщины, закрытой в сумасшедшем доме – не исключено, что навсегда? Это нечестно, это несправедливо, Глэдис просто ревнует ее к мистеру и миссис Маунт и ненавидит Норму Джин.
– И это после всех молитв! – рыдала Норма Джин. – Я ведь по вашему совету читала молитву за молитвой!