Я протянул ему связку ключей и повторил ритуальную фразу:
"Красавица, возьми ключи от всех дверей в моем замке.
Все двери можешь открывать, кроме одной.
Запрещаю открывать дверь, к которой подходит самый большой ключ".
Dario, как мы позже вспоминали со смехом, не поправил меня, когда я назвал его красавицей.
Он улыбнулся мне, принял ключи с поклоном и отправился проверять замок.
Я же тайно следовал за ним по пятам.
Все произошло, как и с прежними невестами, которых я поедал.
Dario открыл последнюю дверь, нарушил мой запрет и оказался перед зеркалом.
Он тут же разделся донага, и я увидел, что Dario не девушка, а юноша - стройный, гибкий, в меру мускулистый, с нежной кожей и движениями горной козочки.
Я вошел в комнату и с грустью произнес:
"Ты не похож на девушку, но поступаешь, как они.
Видишь мой портрет на стене?
Я изображен в полный рост, вместе со своим животом.
В то время живот был огромный, но сейчас он еще подрос.
Что ты скажешь по поводу моего вислого живота?
Что ненавидишь меня, что я омерзителен, что я противен тебе?
Ты отнимешь у меня замок и богатства, а меня будешь держать в темнице до тех пор, пока мой выпуклый гигантский живот не станет плоский, как у тебя?"
"Богатые не бывают некрасивыми, - Dario развернулся на каблуках и мягко взял меня за руку. - Я расскажу достопочтенный Hunter, о своем нелегком детстве.
После моего повествования ты сам рассудишь, виноват ли я, что ослушался твоего приказа, или поступил правильно.
Невиновную голову меч не сечет. - Dario опустил голову, его замечательные волосы блестели в лучах заходящего солнца, которое проникало через окно в комнату башни. - Когда мне исполнилось пять лет, я умирал от жажды.
Отец не давал мне воды, говорил, что от воды в организме мальчика образуется водянка.
Приходилось искать воду повсюду: я тайно лакал из помойного корыта для животных, воровал воду у водоносов.
Отец мой не был скупым, никто его не мог обвинить, что он самодур, но маньяком он точно был.
Он коллекционировал женщин.
"Меньше всего я люблю тебя, Dario, и не хочу оставаться с тобой наедине, боюсь, что ты уже в пять лет отравишь меня или воткнешь нож в спину за то, что я не даю тебе воду, - Отец иногда, в минуты слабости, сажал меня на колено и качал.
Он знал, что я ненавижу качаться на колене, потому что меня тошнило от качки. - Ты слишком похож на девочку, Dario.
Изнеженный, с утончёнными чертами лица, хрупкий, гибкий и грациозный.
Может быть, поэтому я придумал, что от воды у тебя разовьется страшная болезнь водянка, что я ненавижу женщин? - Отец после этих слов сбрасывал меня с колена.
После нескольких падений я уже был готов, и старался при падении не покалечиться сильно. - Когда ты родился, мать твоя, моя жена ударила тебя по попке.
Этот шлепок навсегда отразился в моей памяти, застрял занозой в мозгу.
С твоей матери я начал коллекционировать женщин.
Время никого не щадит, оно превращает женщин в старух: злобных, с крючковатыми носами, высохших, не похожих на юных розовых дев.
Я тогда решил, что не дам девушкам состариться. - Отец поднял меня за ухо с пола: - Пойдем, Dario, я покажу тебе, как я милосерден с женщинами, не даю им превратиться в старух". - Отец длинными коридорами повел меня в комнаты в конце дома.
В тех комнатах я еще не бывал.
"Отец, при чем здесь я, - во рту у меня, как всегда сухо от жажды. - Ты решай свои умственные проблемы с женщинами без меня.
Я же маленький, хочу только пить, а не коллекционировать женщин". - Я с тоской смотрел на волосатую руку отца, отмечал дорогу, чтобы вернуться одному обратно, если отец бросит меня в дальнем углу огромного дома.
Я нисколько не обманывался насчет мнимой доброты отца, понимал, что он меня забудет, как только ему представится удобный случай, и, конечно, будет ненавидеть той изощренной ненавистью, которой некоторые родители ненавидят своих детей.
Эта сладкая для них ненависть, они называют ее любовью и заботой о ребенке, но эта любовь и забота по существу являются садистскими издевательствами над ребенком.
"Итак, Dario, - отец поднял брови, круто изогнул мою руку до хруста. - Мы стоим перед заветной комнатой.
Никого рядом с нами нет.
Боишься?" - Волчий оскал появился на лице отца.
"Я боюсь только одного - что умру от жажды, - голос мой сухой, потрескавшийся, как земля в пустыне.