Надела его, шпильки, перчатки, собрала волосы в красивую
« улитку », оставив небольшие завитки в беспорядке, и вынула колье.
Бриллианты смотрелись потрясающе. Я застегнула колье, кольцо, браслет, серьги, а в волосы шпильки с бриллиантами.
- Какая ты красивая! – протянул Макс, когда увидел меня.
- Знаю, - кивнула я, аккуратно подводя глаза, подкрашивая тушью ресницы, и помадой губы.
Макс надел свой смокинг, мы сели в машину, и поехали.
- Я чувствую себя идиотом в этой штуке, - пробормотал Максим, одёргивая смокинг, - и кто эту хрень придумал?
- Не ворчи, - осадила его я, - очень милый костюм. И тебе идёт. Хотя, тебе больше идёт белый, обычный костюм. Даже, лучше, кремовый.
- Всё равно! Я не понимаю, зачем меня надо было тащить на эту тусовку? – злился он, - вечно твоему Генриху что-то в голову взбредёт! Пока ты не занималась издательством, всё было нормально.
- Ты хочешь, чтобы я детей целыми дня укачивала? – ухмыльнулась я.
- Именно, - хмыкнул Максим, и мы рассмеялись.
- Ну, ты наглец! – покачала я головой.
- Уж, какой есть.
- Но, тем не менее, придётся тебе немножко потерпеть, -
улыбнулась я, и отвернулась к окну, наблюдая за летящими снежинками.
Макс затормозил, и, припарковавшись, открыл мне дверцу, а охранник пропустил нас внутрь.
Народу было чудовищно много, всюду цветы, столы с закусками, официанты с шампанским.
- Ужас! – буркнул Макс.
- Викуля! – услышала я голос маменьки, удивлённая, обернулась, и увидела её, папу, и Асю с Ренатом.
- Вы откуда? – изумлённо протянула я.
- Нас Генрих вызвал, - ответил папа.
- Привет, подруга, - материализовался рядом Генрих, - ты вовремя.
- Что здесь происходит? – сурово осведомилась я, - что ты устроил?
- Устроил не я, - улыбнулся Генрих, - устроило международное общество журналистов и писателей.
- Так, - прищурилась я.
- До торжественной части пять минут, пей шампанское, - и он протянул мне бокал.
- Сладкое, - буркнула я, пригубив шипучий напиток, - извините, пожалуйста, - обратилась я к официанту, - у вас есть брют?
- Да, пожалуйста, - он подал мне шампанское, и растворился в толпе.
- И что мне делать? – нахохлился мой милый супруг.
- Ведите светскую жизнь, Матвей, - ухмыльнулась маман, - знаете, как это делается? Бокал с коньяком берёте, и гуляете по залу.
- Слушаюсь, тёщенька, - и Максим нырнул в толпу прежде, чем маменька открыла рот.
- Безобразие, - воскликнула она, взяв бокал с шампанским, - вкусненько, - папа тоже попробовал, и скрючил мину.
- Ну, и яд, - пробормотал он, - это не шампанское! Уксус! – и он
тоже испарился в толпе.
- Зачем нас сюда вызвали? – спросила маман.
- Понятия не имею, - ответила я, оглядываясь по сторонам.
И вздрогнула, увидев знакомую физиономию.
- Привет, - сказал Эдик, глядя на меня во все глаза, - ты такая красивая.
- Знаю, - хмыкнула я.
- И такая же тщеславная, - улыбнулся он.
- Это, если мне память не изменяет, один из твоих бывшеньких? – ухмыльнулась маман, - н-да, всё такой же придурок.
Она взяла очередной бокал с шампанским, и испарилась.
- Что ты тут делаешь? – спросила я, - каким ветром тебя на тусовку занесло?
- Так я же в конкурсе участвую, - ответил он, и я удивилась.
- В каком конкурсе?
- Сюда приглашают всех писателей, поэтов, и журналистов, - пояснил он, - обычно тут объявляют перед Новым годом журналистов года, а сегодня ещё одна акция. Мама говорит, что я обязательно выиграю главный приз, и отправлюсь в Данию.
- Не говори, гоп, пока не перепрыгнешь, - хмыкнула я, посмотрев на него с сарказмом.
- Ты никогда в меня не верила, - вздохнул Эдик, - но я мастер белого стиха.
- Тебя уже где-то признали? – хихикнула я.
- Признают, - уверенно кивнул он, а мне стало смешно.
- Эдичка, ну, куда ты убежал? – раздался голос Ксении Михайловны, и она перекосилась, когда увидела меня, - а эта что здесь делает? Пришла посмотреть на талантов? Да, тебе только и остаётся, что смотреть.
Я лишь хмыкнула, и отошла.
- Дамы и господа, - раздался голос, - прошу внимания, - и гул в зале смолк, - здравствуйте. Ежегодно, в этом зале, мы объявляем журналиста года, и вручаем приз победителю. Но в этом году международным обществом писателей была предложена мировая номинация. Будут объявлены три победителя, медь, серебро, и золото. Тот, кто получит золотое перо, отправится в Данию, чтобы побороться за бриллиантовое
перо. Борьба будет не из лёгких, но мы ведь постараемся. Итак, - он открыл конверт, - третье место, с вручением медного пера, присуждается... – он открыл конверт, - драматург Германов.
Все зааплодировали. Мне это имя ничего не говорило, но я тоже поаплодировала.
Драматург, приятный мужчина в возрасте, вышел на сцену.
Ему вручили статуэтку, грамоту, и букет гортензий.
- Второе место, серебряное перо, - продолжил ведущий, вскрывая второй конверт, - присуждается... поэтессе Солнцевой.
Опять взрыв аплодисментов, цветы, роскошные, белые лилии, вручение награды...
- И последнее, первое место, золото, шанс получить бриллиантовое перо, и публикация в лучшем журнале Парижа присуждается... – он помедлил, - главному редактору « График Интертеймент » Миленич Эвиве Леонидовне!
В первую минуту я опешила. Не поняла, что назвали моё имя.
Но Генрих, стоявший сзади, подтолкнул меня к сцене, и несколько шагов я сделала бессознательно.
Сцена, аплодисменты, золотая награда, и огромный букет алых роз.
Я тут же напустила на себя довольный вид, а сама высматривала лицо Генриха.
Вот паскудник!
Он меня полгода натаскивал! Передавал мне то, что изучал за шесть лет, в экстрарежиме, а потом заставил написать рассказы.
Вот, для чего они ему были нужны!
- Но это ещё не всё, - продолжил ведущий, - сегодня мы выбираем журналиста года, - он открыл конверт, - журналистом года объявляется... Эвива Миленич! – он протянул мне ещё одну грамоту, громоздкую конструкцию с кубком, и на сцену выволокли очередные цветы.
Громадную корзину бордовых роз и белых лилий.
Я была, словно пьяная, и ноги подгибались, когда я спускалась со сцены.
- Офигеть! – подскочил ко мне Максим, принимая у меня из рук конструкцию, - почему ты мне ничего не сказала, что участвуешь?
- Я не знала, - вздохнула я, - это всё Генрих! Он это устроил за
моей спиной!
- Привет, победительница, - материализовался сзади Генрих, и вручил мне громадный букет малиновых роз, а Вениамин Фридрихович жёлтых, с бордовой каёмкой.
- Ты знал? – в лоб спросила я.
- О чём? – заулыбался он.
- Что я выиграю.
- Конечно, знал, - улыбнулся он, - я попросил меня известить, если будет положительное решение в твой адрес. Извини, что не сказал, не хотел волновать. Шампанского?
- Давай, - я протянула бокал.
- И сколько стоит награда? – услышала я сзади.
- Ксения Михайловна, - улыбнулась я, - я не буду унижаться, и объяснять вам, что получила это за заслуги. Я про себя всё знаю, а вы оставайтесь при собственном интересе.
- Выскочка! Заняла высокий пост и награду у моего сыночки из-под носа выхватила, продаваясь всем подряд, - процедила она.
Я раскрыла было рот, чтобы ответить ей, как подобает, но в этот момент подошёл Модест Львович.
- Эвива, вы просто чудо, - сказал он, целуя мне руку, - умница и красавица, и талантливая женщина.
- Стараюсь, - улыбнулась я.
- Эвива, милая, я хочу сделать вам одно предложение, только, умоляю, не отказывайтесь.
- Вы сначала озвучьте, - засмеялась я.
- Станьте моим главным редактором, - заявил он, а у меня брови поползли вверх.
- Так, - нахмурился Генрих.
- Извините, но я уже главный редактор, - покачала я головой.
- Милая, дорогая, - улыбнулся Модест Львович, - я не предлагаю уйти ко мне, бросив родной журнал, я предлагаю вам вторую должность. Так делают.