– Да, Амабель, понимаю. – Салли вовсе не собиралась сообщать ей, что Тельма Неттро знает, кто она такая в действительности.
– Вот и хорошо. Постарайся уснуть, детка.
Тетя не стала входить в спальню, чтобы поцеловать ее на ночь, за что Салли была ей очень благодарна. Она лежала в постели одетая и ждала, ждала... Наконец она выскользнула из-под одеяла и надела кроссовки. Подхватив сумку, она на цыпочках подошла к окну. Рама поднялась на удивление легко. Салли высунула голову наружу и осмотрела площадку перед домом, как уже делала раньше. Это был ее выход. Прыгать на землю было не очень высоко, к тому же Салли знала, что у нее нет никакой возможности спуститься по лестнице так, чтобы не услышала Амабель.
«У меня все получится, все будет прекрасно», – мысленно повторяла Салли.
Она выбралась через окно и села на узкий наружный подоконник. Потом сбросила вниз сумку и посмотрела, как она отскочила от густого приземистого кустарника под окном. Глубоко вздохнув, Салли прыгнула сама.
Она приземлилась прямо на Джеймса Квинлана. Оба упали, и Джеймс несколько раз перекатился вместе с ней по траве, крепко прижимая ее к себе.
Наконец они остановились. Салли приподнялась на руках и пристально вгляделась в его лицо. На небе сияла почти полная луна, и ее света было вполне достаточно, чтобы отчетливо его разглядеть.
– Что вы здесь делаете?
– Я так и знал, что после этого телефонного звонка вы попытаетесь удрать.
Салли скатилась с него на землю и встала – только для того, чтобы тут же рухнуть опять. Проклятая лодыжка! Похоже, у нее растяжение связок. Она чертыхнулась.
Джеймс усмехнулся:
– Слабовато для девочки, которая отказалась окончить частную швейцарскую школу. Неужели вы не знаете каких-нибудь по-настоящему грязных ругательств?
– Идите вы к черту! Не видите, что ли, я растянула лодыжку, и все из-за вас! Господи, ну почему вы не можете заниматься своими делами, а в мои – не вмешиваться?
– Я бы не хотел, чтобы вы вышли голосовать на дорогу и в конце концов уехали с каким-нибудь подонком, который может вас изнасиловать, а то и перерезать горло.
– Я уже думала об этом. Но по мне лучше уж подвергаться такому риску, чем оставаться в Коуве. Джеймс, он знает, что я здесь, и вы сами это понимаете. Я не могу просто сидеть сложа руки и ждать, пока он явится и заберет меня. Он так и сказал. Он пообещал, что скоро придет за мной.
– Я сидел себе, спокойненько читал газету, как друг появилась очень взволнованная Марта и стала рассказывать Тельме про этот звонок. Она сообщила, что звонила женщина, которая на самом деле была и не женщина вовсе, а ваш отец. Марта сказала, что вы по-настоящему расстроились, услышав голос отца, и недоумевала почему. Тогда я и понял, что вы скорее всего попытаетесь сбежать – вот почему я здесь, и вы получили возможность вдавить меня в землю.
Салли села на траву рядом с Джеймсом, потирая поврежденную лодыжку, и яростно замотала головой:
– Я не сумасшедшая!
– Я знаю. – Джеймс старался сохранять терпение. – У всей этой истории должно быть какое-то объяснение – вот почему вы не должны убегать, В данный момент это было бы безумием.
Салли встала на колени и наклонилась к нему, вцепившись руками в лацканы его куртки.
– Послушайте, Джеймс! Это был голос отца. Никакой имитации, никакого притворства – это был мой отец. Амабель предположила, что это мог быть мужчина, который изменил голос, чтобы он был похож на женский, на тот случай, если трубку возьму не я. А потом она стала мне втолковывать, как много потрясений мне пришлось перенести. Иными словами, объяснять, что я сошла с ума.
Джеймс взял ее руки в свои и некоторое время просто держал, не произнося ни слова. Потом он заговорил:
– Как я уже говорил, всегда есть какое-то объяснение. Вероятно, это был мужчина. Мы это выясним. А если нет, если вас действительно подозвала к телефону женщина, мы займемся и этим тоже. Доверьтесь мне, Салли.
Салли снова села на траву. Пульсирующая боль в лодыжке прекратилась. В конце концов, может быть, у нее и нет никакого растяжения.
– Ответьте мне на один вопрос.
– Да?
– Как вы думаете, может кто-то вас нарочно подставлять?
Что ему известно? Салли всмотрелась в лицо Джеймса, пытаясь разглядеть в нем признаки либо лжи, либо какого-то знания, но не увидела ни того, ни другого.
– Как вы думаете, это реально? Может кто-нибудь пытаться свести вас с ума? Заставить усомниться в собственном рассудке?
Салли опустила взгляд на свои сплетенные руки. Ногти. До нее вдруг дошло, что она перестала грызть ногти с тех пор, как приехала в Коув. Нет, не так: с тех пор, как встретила Джеймса. Ногти уже не выглядели такими зазубренными, как прежде. В конце концов она сказала, не поднимая на него глаз, потому что это ужасно – то, кем она была и чем, возможно, продолжает оставаться в эту самую минуту:
– Зачем?
– Я бы сказал так: кто-то вас боится или боится того, что вы можете знать. И этот кто-то пытается, так сказать, вывести вас из игры. – Джеймс замолчал, глядя в сторону океана. Он попытался Представить себе, что слышит шум волн, но на самом деле не мог его слышать – коттедж Амабель находился слишком далеко от берега. – Вопрос заключается в том, почему этот таинственный некто выбрал именно такой путь? Вы, Салли, едва ли не самый здравомыслящий человек из всех, кого я знаю. Кому только могло прийти в голову, что вас можно заставить считать себя чокнутой?
За эти слова Салли в него просто влюбилась. Полюбила без всяких вопросов и оговорок. Она одарила его широкой теплой улыбкой, теплота шла из самой глубины ее существа. Она уже успела забыть, каково это – чувствовать такую благодать, чувствовать такую уверенность в себе и в ком-то еще.
– Я и правда была чокнутой, – сказала Салли, продолжая улыбаться. Она испытывала невероятное облегчение от того, что может это ему рассказать, может поделиться с кем-то правдой. – По крайней мере они хотели, чтобы все вокруг думали именно так. Они продержали меня на лекарствах почти шесть месяцев, пока мне все это не надоело. В один из коротких промежутков между приемами лекарств, находясь в сознании, я исхитрилась спрятать лекарство под язык. Медсестра всегда силой раскрывала мне рот и шарила внутри пальцами, чтобы убедиться, что я проглотила таблетки. Не знаю, как мне удалось спрятать их во рту, но я это сделала! Я занималась этим два дня, пока более или менее не пришла в себя. И тогда я сбежала. А после этого содрала с пальца обручальное кольцо и выбросила его в канаву.
Джеймс знал, что она провела некоторое время в лечебнице, респектабельном и очень дорогом курортном санатории в Мэриленде. И совершенно закрытом. Но это?.. Ее держали взаперти? Одурманивали наркотиками?
Он посмотрел на Салли долгим-долгим взглядом. Ее улыбка дрогнула. Глядя на нее, Джеймс покачал головой. Потом взял ее лицо в руки и сказал:
– Я возвращаюсь в гостиницу Тельмы. Как вы отнесетесь к тому, чтобы отправиться вместе и разделить со мной мои «башенные апартаменты»? Я лягу на диван, а вы можете распоряжаться кроватью. Клянусь, я не сделаю в вашу сторону ни единого шага. Мы же не можем просидеть здесь остаток ночи до утра. Здесь довольно сыро, а я не хочу, чтобы кто-нибудь из нас заболел.
– А что потом?
– Об этом мы подумаем завтра. Если вас к телефону действительно подзывала женщина, тогда нам предстоит вычислить, кто она такая. И еще я хочу знать, почему вы шесть месяцев провели в той лечебнице.
Салли замотала головой еще до того, как он закончил фразу. Джеймс понял, что она уже пожалела о том, что рассказала ему слишком много. В конце концов она его совсем не знает. По сути дела, Салли понятия не имела, можно ему доверять или нет.
– Знаете, меня интересует другое. С какой стати в доме Амабель к телефону подошла не она сама, а Марта?
– Хороший вопрос. Но, может статься, ответ на него совсем прост: вероятно, вышло так, что в тот момент, когда раздался звонок, Марта просто находилась рядом с телефоном. Не впадайте в панику, Салли.