– Оставайтесь здесь, Салли, и вы в два счета превратитесь в такую же мягкую и уютную пышку, как мы, – заверила ее Шерри Ворхиз.
– Я восхищаюсь этим городом. Он такой милый, красивый и совершенно безупречный. А все эти цветы! Даже кладбище – и то в образцовом порядке. Трава вовремя подстрижена, все надгробия в идеальном состоянии. У меня такое впечатление, что вы никогда не упускаете ни единой детали, мешающей Коуву выглядеть абсолютно безукоризненным.
– Да, мы стараемся думать обо всем, – кивнула Хелен. – Раз в неделю у нас бывает общее собрание горожан, и мы обсуждаем, не нужно ли что-то усовершенствовать, заменить или исправить.
– А что вы вообще делали на кладбище? – вдруг спросила Вельма, вытирая мокрые руки о передник, сшитый из той же веселенькой ткани в голубой цветочек, что и занавеска.
– Да я просто бродила по окрестностям, когда поняла, что Амабель нет дома. Я заметила кое-что, показавшееся мне несколько необычным.
– Что же это было? – поинтересовалась Хелен. На миг у Салли в голове мелькнуло сомнение, не лучше ли ей держать язык за зубами. Но она прогнала эту мысль: побойся Бога, девочка, эти женщины спорят между собой из-за мороженого! Они знают, кто и когда умер в этом городе. Конечно, они могут ей что-то рассказать, а почему бы и нет? Здесь же не происходит ничего страшного. И она сказала:
– Видите ли, по периметру кладбища находится около тридцати могил. Все эти люди умерли в восьмидесятые годы, и все они – мужчины. На их надгробных плитах нет ничего личного, специфического – только имена и даты рождения и смерти. На других надгробиях есть какие-то тексты. А одно – совсем особенное, на нем выбито только имя – «Билли». Это показалось мне странным. Может быть, просто всем надоело вникать в какие-то личные подробности. Так много умерло мужчин – и ни одной женщины. Наверное, вас самих это удивило?
Шерри Ворхиз тяжело вздохнула и покачала головой:
– Это было ужасно. – Она нахмурилась. – Хэл был очень подавлен тем, что мы в те годы потеряли так много паствы. И вы совершенно правы, Салли, умирали именно мужчины. Все умирали от разных причин, но нам было одинаково тяжело.
А Хелен Китон поспешно проговорила:
– Не забывайте, что довольно многие из этих могил принадлежат людям, жившим в микрорайоне. Их родственникам показалось, что наше кладбище выглядит романтично – расположено вблизи скал, обдувается океаническим бризом и все такое. Мы разрешили им похоронить здесь своих умерших.
– А та несчастная женщина, которую мы с мистером Квинланом нашли у подножия скал, тоже здесь похоронена?
– Нет, – ответила Бельма Эйснер. – Ее муж – просто молодой грубиян. Он кричал на всех перекрестках, что мы каким-то образом ответственны за ее смерть. Я велела ему посмотреть получше на нас, на наши мускулы и как следует подумать. Будто мы могли иметь какое-то отношение к смерти его жены! Он вылетел отсюда как ошпаренный.
– Этот тип даже не отведал нашего мороженого! – возмущенно вставила Хелен. – В ту неделю мы торговали ванильным мороженым со свежей голубикой. Он так и не вернулся.
– Да, не очень-то хорошо с его стороны, – согласилась с ней Салли. – Пожалуй, мне пора идти. Спасибо за мороженое. – В дверях она оглянулась. – Кстати, я не нашла могилы доктора Спай-вера.
Ей ответила Вельма:
– Его могилы здесь нет. Доктор хотел, чтобы его кремировали и отвезли прах в Огайо. Он говорил, что ни за что на свете не допустит, чтобы его готовил к погребению Ральф Китон.
Хелен Китон расхохоталась:
– Ну и возмущался по этому поводу Ральф, доложу я вам!
– Возмущался, – хмыкнула Шерри. – Да Ральф был просто взбешен. Это про тебя можно сказать, что ты возмущаешься, когда, например, Ральф не бросает шорты в корзину с грязным бельем.
Женщины рассмеялись, и Салли вместе с ними. Она сразу же направилась на другую сторону улицы в «Ночлег и завтрак» Тельмы Неттро.
Шерри Ворхиз резко опустила занавески на окнах магазина. Обращаясь к двум другим женщинам, она сказала:
– У нас в городе сейчас три агента ФБР и шериф Дэвид Маунтбэнк.
– Ну, с такими большими шишками мы все должны быть в безопасности, – заметила Вельма.
– О да! – Хелен Китон залезла пальцами в емкость с мороженым и не торопясь облизала их. – В безопасности, как клопы в зимнем одеяле рудокопа!
Наконец Квинлан повесил трубку.
– Да, на то, чтобы зачитать все эти имена и даты, потребовалось немало времени. Диллон займется ими прямо сейчас. Разыскать сведения обо всех этих ребятах для него – пара пустяков. Скоро он присоединится к нам.
Салли медленно проговорила:
– Я только что поделилась своим удивлением с женщинами в магазине «Лучшее в мире мороженое». Ну, что не нашла на кладбище могилы доктора Спайвера. Они сказали, что доктор был кремирован, а прах послан в Огайо.
– Интересно. – Квинлан хмыкнул и снова взялся за телефон. – Диллон? Это опять я. Выясни, правда ли док Спайвер был кремирован, а прах отправлен в Огайо, ладно? Нет, это не так важно, как те имена. Просто нам с Салли будет интересно узнать. По идее, у Спайвера нет живых родственников. Тогда почему его кремировали и не похоронили на местном кладбище?
– Нет, не говори так. Это невежливо. Готов поспорить, Салли слышит. Да, она действительно слышала и качает головой. – Все еще продолжая слушать, Джеймс усмехнулся:
– Что-нибудь еще? Нет? Ну хорошо, как только что-то раскопаешь, тут же звони нам. Мы останемся здесь на обед, тут же и переночуем. – Вешая трубку, он все еще посмеивался. – Обожаю слушать, как Диллон ругается. Он не очень хорошо умеет это делать – просто повторяет снова и снова одно и то же. Я пытался кое-чему его обучить, так сказать, расширить его словарный запас – ну, ты знаешь, есть кое-какие фразы, которые включают изрядное количество действительно грязных слов – части тела там, слова из области метафизики, и все такое. Но он просто не в состоянии их освоить. – Квинлан продемонстрировал ей несколько примеров, принимая для каждого случая соответствующую позу. – А вот этот, например, лучше получается у Брэммера, но только тогда, когда он действительно рассержен на одного из агентов...
Салли так хохотала, что упала на кровать. Потом вдруг пришла в себя. Смех? Какой же тут смех?
– Будет тебе, Салли! Иногда полезно забыться. Слышать, как ты смеешься, просто замечательно. Пожалуйста, делай это почаще. А теперь, когда я удовлетворил твои тайные непристойные желания, давай-ка пойдем, отведаем стряпню Марты.
Это был настоящий пир, как справедливо заметила Кори Харпер. Лучше, чем бывает на День Благодарения. Марта внесла огромное блюдо, в центре которого была гора жаркого, а вокруг – овощи: морковь, картошка и лук. Была тут и огромная миска салата «Цезарь» с терпкой заправкой, и чесночный хлеб – такой, что и впрямь язык проглотишь, а на десерт – яблоки, запеченные в тесте, покрытые хрустящей корочкой. Помимо все-то этого сбоку еще стояла порция баклажанов. Тельма не должна ждать. Она рассчитывает получить свои баклажаны ровно в четыре тридцать.
Марта появлялась как раз в нужный момент, чтобы вновь наполнить их стаканы таким прекрасным каберне «Совиньон», какого никто из них давно уже не пробовал.
Особенно она кудахтала вокруг мужчин, убеждая их поесть как следует. Наконец Квинлан бессильно уронил вилку и со стоном откинулся на спинку стула.
– Уф, Марта, еще немного – и Господь покарает меня за прожорливость. Вы только взгляните на Дэвида – его рубашка так натянулась, что пуговицы, того и гляди, отлетят. С вами даже худой Томас в два счета отъестся. Поскольку я настоящий джентльмен, то уж молчу, как объелись наши женщины.
Салли швырнула в него корочкой чесночного гренка. Потом повернулась к сияющей Марте.
– Так вы говорите, запеченные яблоки. Запеченные в тесте, Марта?
– Да-да, Салли, а сверху еще обильно политые мороженым «Французская ваниль» из нашего магазина.
Потом они выпили кофе с «Амаретто». Ликер им прислала в подарок Тельма, которая теперь ела у себя в комнате, потому что Квинлан успел утомить ее своими разговорами – во всяком случае, по словам Марты, она заявила именно так. На самом деле Тельма так объелась жареными баклажанами, что ей нужно было как следует отоспаться.