Мой муж тоже так думает, – на всякий случай холодно ответила я.
Юноша затих, снова уткнувшись в книжку. Возможно, я переборщила с сухостью тона последней фразы.
– Что читаете? – покосившись на обернутый газетой переплет, поинтересовалась я. Ехать было еще довольно долго, поэтому я решила отбросить предрассудки и продолжать беседу. Надо же как-то отвлекаться от тревожных мыслей. Тем более, не так часто желторотым юношам я кажусь “хорошенькой блондинкой”. Впрочем, почему бы и нет? Соломенные мои кудряшки назвать темными было ну никак нельзя, а курносая физиономия, с должного расстояния и при должной близорукости, вполне могла показаться “хорошенькой”.
“Почаще надо общественным транспортом ездить”, – подумалось вдруг мне, – “Лучший способ повысить самомнение.… А так, целый день в машине, как Гюльчатай в парандже… Конечно, ни единого лестного отзыва за день. “Открыть личико” – только Гаишники просят и то, отнюдь не ласковым тоном. Вот и страдаю от комплекса неполноценности. Вот и мерещится мне собственный солидный возраст там, где еще и не ступала нога старения. “Ах, на меня уже никто не обращает внимание! Это старость!” – страдаю я периодически. Враньё! Это потому, что новых лиц не вижу, а старые – или настолько уже ко мне привыкли, что комплименты говорить не будут, или настолько уже осточертели, что комплименты их хуже любых ругательств воспринимаются. Великая вещь – выход в народ. Сразу личностью себя чувствуешь. Ну…. Не сразу, а как только толпа спадет…”
Толпа в электричках, как я поняла, чем-то напоминала дневную жару: спадала к строго определенному времени.
Читаю методичку по предмету “сценарное мастерство”. Мой научрук написал. “Он нас читать себя заставил, и лучше выдумать не мог…”.
Я моментально вспомнила о своей сестрице-Настасье. В преддверии окончания школы, Сестрица воспылала вдруг талантом и страстью к теле-постановкам. Даже на подготовительные курсы сценаристов пошла, по этому поводу. Конечно же, глубоко травмируя при этом родителей и преподавателей. Родителей – эфемерностью выбранной специальности. Преподавателей – взбалмошным характером покоряющего мир подростка и неимоверной длины ярко-синими ногтями с портретами Масяни на каждом втором пальце. Одну меня сестрицыно решение готовиться к поступлению в Академию культуры, ничуть не огорчало. Главное, чтоб ребенок был чем-то увлечен, и не превращался в праздноболтающееся по чужим жизням существо.
Теперь же, глядя на своего попутчика, я представила Сестрицу в обнимку с куриными ногами, и поморщилась, какой-то частью мозга присовокупившись к мнению родителей.
И давно это студенты – сценаристы развозят ящики с окорочками? – несколько более насмешливо, чем следовало бы, поинтересовалась я.
Давно, – невозмутимо ответил студент, – Вот как перестройка началась, так и стали развозить… Дитям на мороженое, бабам на цветы! Ну и себе на закуску, чтоб не перепутать.
Возникновение потребностей в детях, закусках, а уж тем более, бабах, у Сестрицы в ближайшее время не намечалось, поэтому я улыбнулась. Люблю остроумных людей.
Пойдемте, может, присядем, – заглянув сквозь разбитое стекло раздвижных дверей в полупустой вагон, предложил студент, – Правда, окорочка с собой катить придется…
Ничего, они у вас уже обкатанные, – в тон ответила я и первой шагнула в вагон. Сидеть на изгибающейся желтой скамейке отчего-то оказалось очень удобным. Решив, во что бы то ни стало, стащить из какого-нибудь списанного на свалку вагона скамейки для родительской дачи, я мысленно прокручивала план предстоящего похищения. В каждой задумке львиная доля действий отводилась Георгию. Я снова вспомнила о своей беде и впала в пессимизм.
“Ах, Жорочка, Жорочка… И на кого ж ты меня покинул–то? Теперь даже преступление совершить не с кем. Ну, правда, как ты мог меня оставить в такой дурацкой ситуации? Ну, погоди, найду, обязательно на тебя за это исчезновение обижусь!”
В этот момент в вагон зашел высокий бледный джентльмен в отглаженном костюме. В одной руке его красовался пластиковый стаканчик, в другой – костыль. “Подайте инвалиду!” – гласила табличка, вместо галстука повешенная на веревке, обмотанной вокруг отглаженного ворота рубашки. Аккуратный вид нищего благоприятно действовал на пассажиров. В стаканчик осторожно бросали мелочь. Я бы тоже, наверное, бросила, но тут зазвонил сотовый. Я и еще парочка пассажиров потянулись к сумкам. Звонок повторился. На четвертом звонке человек с табличкой на шее недовольно сморщился, переложил костыль и стаканчик в одну руку и вытащил из-за пазухи сотовый телефон.