Глаза девушки прояснели.
— Да, в записной книжке.
Спустя пару секунд разбухшая книжка зашелестела в грубых руках нетактичного Недыбайлы. Я презрительно молчал.
Вот еще, стану я помогать им в расследовании! Да и что хорошего мог им сообщить Виктор Ефимович, кроме того, что я псих окончательный и закоренелый, раз связался с предателем Кешей! Но это и без него я знаю…
Только бы выиграть время! Авось удастся усыпить бдительность охраны и сбежать.
Раскрыв книжку на нужной странице, Алина достала телефон.
— Будьте добры Виктора Ефимовича, — попросила она медовым голосом. — Простите, что беспокою так поздно, но… С его пациентом очень плохо. Прямо не знаю, что делать…
Пауза. Очевидно, раздраженная супруга доктора отправилась будить своего благоверного.
Минула томительная, ужасно длинная минута. Такая длинная, какой еще не случалось в жизни.
— Уважаемый Виктор Ефимович, вас беспокоит секретарша Рыбасова Александра Юрьевича. Помните такого? Прекрасно!
Мои истязатели переглянулись с заговорщицким видом.
— С ним нехорошо. Катается по полу, сучит ногами. — Она смерила взглядом мокрое пятно на брюках. — Кажется, даже описался…
Я было возмущенно дернулся, но вовремя затих. Презренные твари! Они хотят вывести меня из себя, довести до белого каления…
— Вы не могли бы приехать? Конечно, все будет оплачено! По двойной цене! Нет, по тройной! Мы заплатим сколько хотите! Ну, пожалуйста, мы очень просим! Умоляем вас…
Короткие гудки. Девушка растерянно застыла с трубкой в руках.
— Не хочет.
Молодец, Ефимыч! И правда, что тебе делать в такой дремучей глуши, в «Верхних Елках»? О чем тебе говорить с этими торгашами, с этими апологетами наживы и чистогана, с бездушными людьми, которые…
Заметив торжествующее выражение на моем лице, Дерев жестко приказал:
— Вот что, Вася, поезжай в город за этим мозгоправом. Заплати ему сколько хочешь, уговаривай как хочешь, гони с какой хочешь скоростью, только чтоб он был здесь через час.
Вася взметнулся вихрем, перекрутился на одной ноге и сгинул с глаз долой, как дух бестелесный.
Настал тайм-аут. Алину отправили за напитками и закусками, а меня загнали в ванную и заперли под охраной могучего Недыбайлы.
Я опустился на холодный кафельный пол и, вцепившись пальцами в волосы, принялся размышлять.
Что они сделают со мной? Сдадут в милицию? Может, простят, если я верну деньги? Насадят на кол? Вываляют в смоле и перьях и повезут по улицам города? Или тихо избавятся от меня под благовидным предлогом, удушив подушкой?
Я осторожно взобрался на бортик ванны, подергал решетку вентиляции. Приделано намертво, не отдерешь… Да и вентиляционный ход слишком узкий. А что, если разобрать стену? Впрочем, здание ведь не теперь строилось, месяца за два как раз справлюсь…
Я опять опустился на пол с тревожно колотящимся сердцем. Остается молча ждать своей участи.
А все-таки, куда пропал этот проклятущий Кеша? Куда он провалился?..
Глава 24
Кажется, я слегка задремал на холодном каменном полу возле ванны на львиных лапах. Очнулся оттого, что забубнили гулкие голоса за стенкой, заговорили о чем-то взволнованно и быстро. Высокий петушиный басок взвыл возмущенными интонациями, покушаясь на си-бемоль третьей октавы, но вскоре удовлетворенно стих.
— По какому праву меня вытащили… Я буду жаловаться… Я не выезжаю к пациентам… Рыбасов вполне здоров и мог бы сам… Абсолютно вменяем за исключением кратких случаев потери психической ориентации…
— Вот нас и интересуют эти случаи исключения. Расскажите о них.
Я приложил ухо к двери. Слышно стало лучше, однако мне мешало астматическое сопение Недыбайлы (его легкие, очевидно, так заплыли жиром, что им было тяжело функционировать) по ту сторону двери.
— Александра Юрьевича я изучал более года. Анамнез не отягощен случаями насилия или глубоких психических травм, однако в прошлом случались инциденты, которые могли послужить толчковым фактором для развития заболевания…
— Нельзя ли покороче? — поморщился босс.
— И попонятнее, — прошелестел Вася.
— Понятнее не могу. Это вам не нефтью торговать! Это высокая наука, наука души человеческой! — патетически возвысил свой петушиный басок Ефимыч. А потом продолжал уже более спокойно: — С внешней точки зрения большую часть времени Рыбасов абсолютно нормален и вменяем, находится в полном сознании, адекватен действительности, но на самом деле… На самом деле он глубоко болен, господа! В нем живет не одна личность, а целых две. Одну из них мы все отлично знаем, это собственно сам Рыбасов. Второго же индивидуума я изучил недостаточно глубоко и знаю о нем совсем немного. Это Иннокентий Иванович Стрельцов. Ярко выраженный маргинал со стремлением к асоциальному образу жизни. Груб, раздражителен, агрессивен.