Я мельком пробежал бумаги и отправил их в стол, с намерением позже внести в соответствующий реестр. Бросил усталый взгляд на часы и с облегчением заметил, что уже давно перевалило за шесть и, значит, настал финал бесконечно утомительного дня, полного нервотрепки и служебных передряг, как обычно.
Поднявшись со стула, с хрустом расправил затекшие от статичной позы плечи и утомленно зевнул. Выглянул в приемную. Экран монитора погашен, — Алина ушла.
И слава богу! Значит, сегодня не надо пробираться по стенке домой, смущаться, натужно лгать, пыжиться, строить из себя пылкого поклонника, давно уже не являясь таковым.
С чувством честно выполненного долга я отправился домой, где меня ждал мирный семейный ужин, легкомысленная болтовня жены и детский умилительный щебет. Затем ежевечерний допинг, тридцать минут голубого телевизионного излучения на ночь, — и спать, спать, спать!
Проснулся я среди ночи, как будто кто-то толкнул локтем в бок. Сел на постели, протер глаза и потрясенно запустил пятерню в волосы.
— Что такое? — сонно пробормотала Иришка, перевернувшись на другой бок и сладко причмокнув губами. — Уже утро?
— Я не туда отправил деньги! — оторопело произнес я, глядя неподвижным, расширенным от ужаса взглядом сквозь чернильную темень за окном. — Не на тот счет!
Жена протяжно зевнула, удобно складывая под голову ладони.
— Тебе это приснилось, — произнесла она, вновь погружаясь в дурманящий омут предрассветного сна.
Нет, мне не приснилось!
Я сполз с постели, сунул ноги в шлепанцы, прошел на кухню и с первобытной силой вновь вцепился пятерней в волосы.
Последние цифры счета, куда покупатель леса должен был отправить деньги, — восемь нулей и 516. Я это помню точно. Абсолютно точно! Я сто раз оформлял бумаги, мне ли этого не знать?
Но в платежках, которые я бросил в стол, значились совсем другие цифры. Там тоже шли нули, длинный частокол нулей, а потом — 256. Вроде бы так. Точно, 256!
Значит, ошибся. Я отправил кругленькую сумму на счет неизвестной, возможно, не существующей в природе компании и… Это значит, я допустил ошибку. Ужасную ошибку. Кошмарную ошибку. Непростительную ошибку.
Не сносить мне теперь головы. Дерев разорвет меня на части, а оставшиеся жалкие тряпочки развесит по стенам в назидание сотрудникам. Дальше — увольнение (хорошо, если по собственному желанию), биржа труда, безработица, отсутствие денег, слезы жены, голодные взгляды детей и…
Ужасная картина, будто нарисованная талантливой кистью одного из художников-передвижников, натуралистично живописавших убогие сцены из жизни низов, немедленно нарисовалась перед глазами.
Вот я, ободранный, почти босой, брожу из конторы в контору с приклеенной к губам неестественной улыбкой, неумело скрывая волнение и страх. Я ищу работу. На мне грошовый галстук и мятый пиджак из дешевой ткани.
«Что вы умеете делать?» — спрашивает меня самоуверенный тип с сигаретой в зубах, небрежно щелкая «ЗИППО».
«Все умею, — подобострастно улыбаюсь я, — дайте мне поручение, и я его выполню. Я менеджер высокой квалификации. Я умею составлять договора, заключать сделки, люблю напряженно и много трудиться!»
На самом деле я не умею ничего. Я умею производить нужные бумаги в нужном количестве. И все! Только в этом и заключается моя высочайшая квалификация.
Работодатель обливает меня оценивающим взглядом с головы до ног. Во взгляде читается недоверие.
«Вот как? — ухмыляется он. — А почему вас тогда уволили из конторы «Сукин сын, сыновья и компания»?»
На самом деле его интересует другое. Почему у тебя такие запыленные ботинки, такой дешевый пиджак с глупыми пуговицами и галстук примитивной расцветки, спрашивает он? Почему у тебя ищущий взгляд и сутулые, точно от испуга, плечи? Почему у тебя затравленное выражение лица? Что-то не похож ты на преуспевающего менеджера, приятель! — говорят его наглые глаза.
Он небрежно кивает: «Мы сообщим вам свое решение по телефону».
Но напрасно я буду с трепетом ждать звонка, вздрагивая от малейшего шума в доме. Мне не позвонят. Мне не позвонят, потому что, кроме меня, еще толпы страждущих мечтают о такой же непыльной конторской работе. Они хотят производить бумаги, они умеют производить бумаги. Они могут производить бумаги не хуже меня.