Седовласая, безупречно причесанная стюардесса за стойкой имела холеный и надменный вид. Она взирала на меня, как на полоску использованного лейкопластыря.
— Oui? — осведомилась она. — Чем могу помочь, мадам?
Почему француженки всегда лезут из кожи вон, чтобы уязвить молодых девушек вроде moi, обращаясь к ним «мадам»? Непростительная жестокость, особенно когда в мозгу молотом бьется невыветрившийся «Беллини».
— Mademoiselle, — поправила я. — Я опоздала на рейс в Нью-Йорк. Когда следующий?
— В три. О'кей?
— Конечно, — кивнула я.
— Четыре тысячи триста семьдесят шесть евро.
— Что? — ахнула я.
— Остался только бизнес-класс.
— А другие рейсы?
— Полностью распроданы.
Я едва не заплакала. У меня не было четырех тысяч трехсот семидесяти шести евро, а если бы и были, немыслимо выбрасывать такие деньги на билет в один конец до Нью-Йорка. Закусив губу, я протянула свою карточку «Виза». Спишу поездку, как очень дорогую неприятность, из которой я вынесла ценный моральный урок: никогда не одевайся, как БАП-айсберг, если способна походить на ледяную принцессу в платье Александра Маккуина. Но, Господи, насколько приятнее было бы потратить эти евро на что-то миленькое, вроде мягкого розового кресла в полоску, которое я присмотрела в «ABC — Карпет и Хоум», на Бродвее.
— Merci, — кивнула стюардесса, забирая карточку. — Посадка через полтора часа.
— Какой выход?
Пока она проверяла карточку, я разглядывала пассажиров. Двумя стойками правее я заметила знакомую фигуру и вытянула шею, чтобы разглядеть получше: это оказался Чарли Данлейн; он регистрировался на полет до ЛА. О Господи, не хочу же я, чтобы он меня увидел! Терпеть не могу случайные встречи, особенно с людьми, недавно ставшими свидетелями твоего случайного передоза болеутоляющим вроде адвила. И хуже всего, я вдруг заметила, что Чарли куда симпатичнее, чем мне представлялось раньше. Он был загорелый и очень довольный собой. Он, типа, единственный знакомый мне человек, который, как ни странно, выглядит лучше при аэропортовском освещении. Полагаю, таков эффект успеха. Клянусь, при виде его у меня резко упал сахар. Шок вызывает у меня мгновенную гипогликемию.
Неожиданно закружилась голова: похоже, от стыда я сейчас грохнусь в обморок.
Я поспешно повернула голову и стала смотреть в другую сторону.
Все же это не так плохо, как могло быть вчера вечером. То есть я в нормальном виде, не в сером айсберге, а в изящном сарафанчике, возможно, слегка напоминающем о Ли Радзивилл на Капри в семидесятых, веду себя абсолютно нормально, никаких суицидальных тенденций, спокойно сажусь на самолет до Нью-Йорка, как всякая обычная девушка, не помышляющая о самоубийстве. Может, все-таки стоит поздороваться. Хотя бы кивнуть. А потом уйти и больше никогда с ними словом не обмолвиться.
— Привет! — Я внезапно смутилась. Ну вот. Сделано. И что, если он ненавидит меня? Мне абсолютно все равно.
Чарли повернулся и взглянул на меня. Господи, у меня опять ноги подкашиваются. Эти «Беллини» иногда ужасно коварны.
— О, привет… э… — неловко пробормотал он и добавил, показывая на стойку: — По-моему, кто-то тебя просит.
Обернувшись, я наткнулась на яростный взгляд стюардессы.
— Мадам! — фыркнула она, отдавая мне кредитку. — Увы, сожалею, но вы не летите этим рейсом. Ваша карточка недействительна.
— Не попробуете ли еще раз? — встревожилась я.
— Нет. Отодвиньтесь, пожалуйста.
И тут мне стало ужасно, ужасно жалко вышедших в тираж супермоделей. Вот что они, должно быть, испытывают: только сейчас, сию минуту, повсюду, куда ни кинешь взор, к твоим услугам частные самолеты, а назавтра даже не можешь позволить себе билет на междугородний автобус.
Едва я стала собирать вещи, как сзади послышался голос Чарли:
— Эй, давай провожу до выхода. Это как раз рядом с залом для отлетающих в ЛА.
Йо-о-о, Господи! Одно дело, когда тебя бесчеловечно покинул частный самолет. В конце концов, это, можно сказать, позитивный урок, опыт, который останется со мной на всю жизнь. То есть о таком совсем не обязательно никому знать, верно? Но вот когда тебя кто-то застает на месте преступления, застает в тот момент, когда ты жестоко покинута владельцем «G-V», особенно если этот кто-то — твой знакомый, — это уже со-о-о-всем другое. Позволить Чарли догадаться, что я не только безбилетная, но и безденежная неудачница? Только через мой труп. Он и без того не слишком одобряет мои действия.
Чарли преспокойно подошел и собрал мои сумки.
— И они позволили тебе взять столько ручной клади? — удивился он.
— Конечно, — кивнула я, словно всегда беру с собой в самолет чемоданчик и четыре пакета с покупками.
— Ты в порядке? — вдруг встревожился он.
— Прекрасно! — воскликнула я. Похоже, слава, обрушившаяся на Чарли в Каннах, полностью стерла из его памяти инцидент с адвилом.
— Правда? Я волновался за тебя после… Парижа, — смущенно пробормотал он.
— Все прекрасно. Лучше не бывает.
Обычно я не лгу, но если уж приходится, бываю tres убедительной. Мы направились к терминалу «Вылет». В душе я просто замирала от ужаса, не понимая, как может появиться билет к тому моменту, когда мы подойдем к выходу. До чего же не хотелось снова терпеть унижение в присутствии этого человека! Если бы только Чарли не был таким джентльменом!
Но он терпеливо тащил мои сумки, как герой «Истории Палм-Бич», а значит, меня с минуты на минуту разоблачат как преступницу!
Но все это время я пыталась болтать с ним, как ни в чем не бывало. Словно все было так классно, как я изображала.
— Я рада, что ты и Джулия… ну, знаешь, все выяснили, — сказала я.
— Да, поговорили по душам. Что за девушка! Наша невероятная Джулия! — воскликнул он с нежной улыбкой.
Похоже, она сумела проделать свой обычный номер, и Чарли совершенно без ума от нее! Понятия не имеет, что она вытворяет! Впрочем, как и остальные ее бой-френды. Но знаете что? Несмотря на мой внезапный приступ гипогликемии и последствия выпитых накануне «Беллини», мне внезапно стало немного жаль Чарли. То есть он, возможно, вполне о'кей, независимо от того, нравится мне или нет. Все равно что духи Терри Мюглера «Ангел»: ненавижу их, но это не означает, что духи плохие. Миллионы людей считают запах абсолютно сногсшибательным. Думаю, Чарли — что-то вроде моего личного «Ангела», если можно провести аналогию между мужчиной и духами, ненавистными тебе.
Мы подошли к залу ожидания. Туда без посадочного талона не пускали.
— Здесь можно и попрощаться, — жизнерадостно объявила я. — Мне нужно в туалет.
— Желаю благополучно долететь, — кивнул Чарли, вручая мне вещи.
— Обязательно долечу. Спасибо.
Чарли подошел к длинной очереди пассажиров, ожидавших входа.
Получилось! И блестяще! Он ничего не заподозрил!
Я подождала, пока Чарли отойдет, подхватила вещи и направилась к кафе. Ничто лучше апельсинового сока за пять долларов не поднимет настроение девушки, брошенной киномагнатом и почти спасенной рыцарственным и раздражающе симпатичным кинорежиссером.
Я сидела у стойки, опустив голову в «Интернэшнл гералд трибьюн», прихлебывала сок и гадала, что, во имя всего святого, мне теперь делать. Кажется, по моей щеке все-таки сползла слезинка. Теперь, оставшись одна, я была так несчастна, даже несмотря на гламурный прикид. Жалкая дурочка!
— Собираешься пропустить свой рейс?
Он вернулся! Да с этим парнем что-то неладно! Воображает, будто имеет право вмешиваться в мои личные планы поездок и путешествий и, если на то пошло, даже в мои личные планы самоубийства, и все только потому, что встречается с Джулией!
Чарли стоял у столика, улыбаясь мне, словно моя жизнь была чем-то вроде комедии, и все такое.
— Да, — неприветливо буркнула я. Довольно лжи на этот день! И плевать, что обо мне подумает Чарли!
— Почему?
— Это мое дело.
— Ты здорова?