Он ответил мне вкрадчивой скупой улыбкой.
– Наоборот, часто я тщетно пытаюсь отговорить своих клиенток от операции. Беда в том, что они и сами не знают, на кого хотят походить.
– Какая же самая распространенная операция?
– Губы и нос, – не задумываясь, ответил он, – я заметил, что девяносто восемь процентов женщин недовольны своим носом.
– Я в их числе! Иногда я мечтаю о том, как здорово было бы проснуться совершенной, – призналась я, – к сожалению, это невозможно.
– А зачем? – поинтересовался Ерохин.
– Зачем что?
– Зачем вам быть совершенно красивой? Мне всегда казалось, что от красоты одни проблемы. Это как клеймо, черная метка.
– Скорее наоборот. Красавицам все дается легче. Красавицам нет нужды стараться. Вот я, например, только и делаю, что стараюсь казаться умнее и оригинальнее, чем я есть на самом деле.
– Да, она все время врет, – с коротким смешком пробормотал оператор Дима.
– Но красота вянет, и что тогда? – возразил Ерохин.
– На это и существуете вы!
Ерохин улыбнулся, а его внимательный взгляд словно прилип к моему лицу.
Интервью прошло без сучка и задоринки. Я бодро задавала заранее приготовленные вопросы. Какие-то были сугубо профессиональными (мне даже пришлось выучить несколько медицинских терминов, и, когда я пыталась выговорить слово «ринопластика», оператор Дима уважительно причмокивал, а Дмитрий Ерохин снисходительно улыбался). Хирург был замечательным собеседником – его язык был образным и ярким, на все вопросы он отвечал многословно, но не превращал свои реплики в нескончаемые нудные монологи. Ему даже удалось пару раз удачно пошутить.
Короче, когда камера была выключена, Дима поднял большой палец вверх.
– Поздравляю, старушка! Это первое твое отличное интервью.
От гордости я даже спину распрямила. Я знала, что выгляжу великолепно в моменты неожиданной похвалы. На моих щеках появляется естественный розовый румянец, который нежностью оттенка не сравнится даже с румянами «Шанель» за тридцать условных единиц.
Ерохин предложил нам осмотреть клинику.
Снаружи особнячок производил впечатление небольшого, но каким-то чудом выяснилось, что он состоит из длинных светлых коридоров, уютных просторных палат, хромированных операционных и десятка белоснежных консультационных кабинетов. Из двадцати имеющихся в клинике палат восемнадцать были заняты. Ерохин, естественно, не сказал, кто именно скучает за плотно прикрытыми дверьми, но недвусмысленно намекнул, что у него оперируются самые известные и богатые женщины России.
– А вы верите в чудеса, Саша? – спросил он, когда мы шли бок о бок по длинному коридору в направлении очередной операционной.
– Да, – уверенно ответила я, хотя и не поняла, что именно он имеет в виду.
Хотя чудом было уже то, что, едва засомневавшись в существовании идеальных мужчин, я вдруг встретила Ерохина. Молодого, симпатичного, уверенного в себе – в общем, настоящего мужчину. Я задумалась – кто с точки зрения широкой общественности является более сексуальным и перспективным спутником – Ерохин или Эдуард Маркин? И тут же сама ответила на свой вопрос – конечно, первый! По сравнению с Дмитрием мой Эдик – просто неоперившийся мальчишка. И вообще, самое большое достоинство Маркина – внешность греческого бога.
Александра Ерохина… Звучит? Вот и я о том же!
– Вы такая искренняя, – усмехнулся хирург, – возвращаясь к теме нашего разговора, если бы вы все-таки решились на пластическую операцию, что бы вы хотели изменить?
– Не знаю, – засомневалась я.
Если честно, я никогда всерьез ни о каких операциях не задумывалась. А Ерохину сболтнула про идеальное лицо только для того, чтобы польстить профессионалу. По-моему, как-то невежливо заявить в лицо пластическому хирургу, что ты полностью довольна своей внешностью. Это ущемило бы его право на возможное вмешательство.
Хотя, когда я была помоложе, в мою голову порой приходили диковатые мысли о том, что неплохо было бы заменить мой, мягко говоря, греческий нос на более миниатюрный европейский вариант. А в губы – чем черт не шутит – впрыснуть силикончика, самую малость. Может быть, еще увеличить на пару размерчиков грудь. И слегка поработать над скулами, чтобы они стали высокими и острыми, как у женщин-вамп из голливудского кино.
Естественно, то были смутные мечты, ничего общего не имеющие с действительностью, в которой у меня не было денег не то чтобы на перекройку носа, но и на лишнюю пару чулок. А если бы деньги и были… Все равно сомневаюсь, что я решилась бы на такие перемены. Все-таки моя физиономия, пусть и не идеально красивая, зато насквозь родная, столько лет подряд преданно таращилась на меня из зеркальца пудреницы, из темных стекол вагона и магазинных витрин. Думаю, мне будет не по себе, если в зеркале моем вдруг поселится нагловатая скуластая дева.