– И ты хочешь, чтобы я ушла?
– Во-первых, да. А во-вторых, предпочел бы, чтобы мои подчиненные называли меня на «вы».
– Но…
– Саша, идите, я занят. Да и вам надо работать.
– Если ты… То есть если вы так хотите, то я уйду, – пожала плечами я, – но я должна знать, какие у нас планы на вечер. Психологические игры – это, конечно, хорошо, но мне бы просто получить информацию.
Он поднял на меня глаза и холодно улыбнулся.
– Саша, я не знаю, какие планы на вечер у вас. Если честно, меня это не интересует. Лично я собирался поужинать со своей женой, если вам это, конечно, любопытно. Ну а вы… Вы, надеюсь, займетесь подготовкой материала к следующей съемке.
И только тогда я это увидела.
Его руки.
На безымянном пальце правой руки тускло блеснул ободок кольца.
Обручального.
Что происходит? Что происходит?
А впрочем, нет, вопрос поставлен неверно – ясен пень, что происходит, но почему все это происходит именно со мной?! Я бежала по коридору, сама не зная куда. Мне хотелось оказаться как можно дальше от кабинета Волгина. Я чувствовала, что вот-вот – и разревусь, но делать это на глазах у изумленной публики не хотела. А по пути, как назло, не попадалось ни одного туалета, где можно было бы спокойно отсидеться и переждать грозу. У меня просто в голове не укладывалось – но как же он мог так со мной поступить? Разные мужчины встречались мне на жизненном пути, но так меня еще ни разу не кидали. И главное, зачем ему все это было нужно? И когда изменилось его отношение ко мне? И чего ради он столько недель за мной ухаживал – неужели его целью было мимолетное соитие на рабочем месте?!
Какой кошмар.
Кошмар.
Я распахнула первую попавшуюся дверь и вбежала внутрь. Это оказалась крохотная тесная кладовка для хранения ведер, швабр и прочих рабочих инструментов уборщицы. Пахло в чуланчике полусгнившими половыми тряпками, но мне было все равно. Я плюхнулась прямо на пол, не пожалев своего чудесного фиолетового платья, и разревелась.
Не знаю, сколько времени я провела, размазывая цветные от потекшей косметики сопли по лицу. Не помню, когда именно открылась дверь кладовки, и, щуря привыкшие к темноте глаза, я увидела Аду.
– Так и знала, что ты здесь. Выходи уж, – сказала она, – дам тебе тоник для умывания и косметику.
– Спасибо, но я… не хочу, – мой голос все еще звенел, – мне все равно, как я выгляжу.
– Да брось, – Ада протянула мне руку и помогла подняться, – не будешь же ты здесь до вечера сидеть. Пойдем хотя бы на лестницу, там нет никого. Но сначала умойся.
Она буквально силой вытащила меня из кладовки. Я покорно плелась за ней, чувствуя себя маленьким ребенком, на помощь которому пришел умудренный опытом взрослый. В тот момент я была способна только на инертное послушание. Ада впихнула меня в туалет и заставила умыть лицо ледяной водой. Потом собственноручно расчесала мои влажные растрепанные волосы и прошлась испачканной в пудре пуховкой по моему лицу.
Потом отошла на несколько шагов назад и полюбовалась результатом своего человеколюбия.
– Не могу сказать, что ты стала как топ-модель, но выглядишь вполне пристойно.
– А сигареты у тебя есть? – всхлипнув, спросила я.
– Для такого случая найдутся, – усмехнулась Ада.
Мы молча прошествовали в курилку и уселись рядом на прохладную ступень.
– Хочешь последнее правило? – после долгой паузы спросила наконец Ада.
– Не знаю, – пожала плечами я, – не уверена, что я сейчас вообще хочу разговаривать. Если бы ты знала, что со мной произошло.
– А я знаю, – улыбнулась Ада, усаживаясь на ступеньку рядом со мной, – шоколадку будешь?
Она извлекла из сумки полурастаявшую плитку и отломила мне половину. Уныло пережевывая горький шоколад, я подумала, что конфетотерапия – не лучший выход. В процессе сладкого жевания кажется, что вроде бы тебе стало намного легче, но потом ты подходишь к зеркалу, видишь свои округлившиеся щеки и понимаешь, что еще больше все испортила.
– Итак, правило последнее, – торжественно объявила Ада с набитым ртом. – Никогда не спи с начальством.
Я подавилась шоколадом и закашлялась. Аде пришлось долго молотить меня ладонью по спине. Пока я наконец не выдавила:
– Откуда ты… То есть о чем ты? Ты что-то перепутала.
– Кашеварова, мне-то можешь не врать, – криво усмехнулась она, – да и никому можешь не врать, все наши в курсе.
– Что значит «все наши в курсе»?! – повысила голос я. – Объясни все по порядку! Это какой-то сумасшедший дом…
– Вот в этом ты права. Наша редакция – дурдом. Но в этом виновата только специфика нашей программы. Помнишь, я тебе недавно говорила, что все наши бабы-журналистки устроились сюда в расчете подцепить подходящего «джентльмена»?