Выбрать главу

Ленке проще. Свою сказку она для меня выдумала. Мне было удобно верить, как всякий раз случается верить нам в спасительную ложь. Но только немногие из нас, земных, верят в эту ложь до конца. Это чудаки и писаки.

28.
Профессия. Как таковой у меня её нет. Я мастер по обслуживанию. За мной числится восемь сёл в районе Киевского моря. Киевляне успешно окрестили его “Хрущёвым болотом”. Сейчас принято ругать покойного. Но кто из нас не ошибался. Возможно, на этот раз ошиблись мы, киевляне.

Правда, климат у нас действительно стал морским. Но, слава богу, нет радиации, кроме реактора на проспекте Науки, который вроде по японским приборам фонит. Японцы-побратимы из древней столицы страны Восходящего солнца, по-нашенскому киотяне, сказывают, чухнули от этого реактора, наплевав на своё хвалёное любопытство и огромный научный интерес. У них были такие маленькие штучки, до которых нам будет невдомёк ещё и в апреле 1986 года. А вдруг тогда радиация будет, и не только на проспекте Науки. Что тогда? Не чухнем ли сразу все мы? Но эти проблемы ещё далеки и абстрактны. Вот и Алла Борисовна чешет:

Всё он может – мирный атом,
а вот этого, вот этого – никак.

Да, не дано ему быть мастером по обслуживанию. Суточные с работающего станка – рубль. В каждом селе – цех. В каждом цеху по шесть – семь станков. Случаются дни, когда суточные превышают полста. Обычно снимается сороковник. 

В цехах я и курьер, и наладчик. Я же и пайщик. В голое сельское межсезонье цеховая работа не больно чтоб сиротливая. 

Пока зима, главный дефицит – вольфрамовая нить. Оно и понятно. Нерасторопное облэнерго гонит нервные токи по разнокалиберным проводам, круша все законы Ома и гражданина-товарища Киргофа со всеми вытекающими в незлобливо-сельское: “погнали по трубам лебедей...” Эх, сука в ботах, по проводам и впрямь гнали дерьмо.

А кульки, что бы ни случалось, требуется прочно спаивать. В том и штука. Лорик и тот ласково приговаривает:

– Ниточка с ниточкой свяжутся, бабки в кармане окажутся...

И здесь Кицеман прав. Он достаёт полиэтиленовую плёнку и вольфрамовую нить, организует и контролирует сбыт. От Кацапетовки и до БАМа. 

Всё происходит обыденно и просто. В нашем деле не требуются окна РОСТА. Способствует бизнесу и ещё один существенный фактор. Молодёжи в сёлах зимой девать себя некуда. Да и о какой молодёжи, когда всякий метит в посадские сват-женихи у ворот столичного града, может здесь говорить? 

В сёлах, кто не глухой да не кривой, да не горбатенький, да без бельма в глазу – все в Киев потянулись ещё с весны. Кому в селе зимовать? А то и правда, что некому. Разве что немногие по природной на то нужде в сёлах домовничают. Им бы и надомничать – да и те чудят как умеют.

29.
Примером, на прошлой неделе над автобусной остановкой в одном полесском сельце азартная ребятня заплела траурный креп с плюмажами. Всё как положено. Был объявлен трёхдневный траур в связи с закрытием сельского клуба.

Знать бы им, что с 1986-го апреля, 26 числа будут объявляться трауры по всем этим полесским сёлам, а сами эти сёла навсегда отойдут в зону отчуждения! Но всё это когда ещё будет...

А тут всполошилось и полыхнуло идеологическим гневом строгое районное начальство; из самого Дымера прислали следователя-милиционера, а из Иегупца – молоденького лейтенанта от безопасности. Вся эта “троистая” комиссия, возглавляемая единственным на шесть сёл местным милиционером – эдаким советским шерифом, курила “Казбек” и “Приму”, матюгалась и составляла следственный протокол.

Все три последующих дня, в которые переполошенные селяне “опаивали” всю эту “музыку”, чёрный креп с будки остановки не снимали, дабы всем демонстрировать наглядно вещественные доказательства, чтобы затем их востребовать и кому следует показать кузькину мать. А может быть, ещё на живца пытались ловить. Да только кого? Последние из предполагаемых возмутителей общественного спокойствия ещё загодя смотали удочки в Иегупец.

30.
Нелюдимые наши столичные сёла конца семидесятых. Но иногда встречаются в них и молодые мамаши. Из тех, кто с парких да жарких, многотрудных химических производств, от тоски ли, от блажи ли бабьей выматываются “на три ночи в город Сочи” и становятся матерями-одноночками.

Есть среди них и воистину страдалицы за любовь, случаются и вполне горем битые, но большинством своим это и ушлые, и сноровые, и скорые одним своим передком весь мир окрестный зажать.