Свидание проходило в ресторане, который, если верить отзывам в интернете, заслуживал минимум одну мишленовскую звезду. Хаоситка планомерно наматывала тальятелле на вилку, пока Чонгук вел внутреннюю борьбу с желанием намотать девчонку на вилку. Она уже вторую неделю нос воротила от всех ухаживаний, а про работу свою вообще молчала, иногда даже начинало казаться, что с Чоном она встречается по приколу.
— Юй Ци, дорогая, — Чонгук улыбается, собирая всю свою волю и лесть в кулак, — как прошел твой день?
— Нормально, — она пожимает плечами и отправляет в свой милый ротик пасту в томатном соусе. Перевертыш жует так медленно, словно у них тут олимпийские игры в разделе «тщательное пережевывание пищи», и она претендует на золотую медаль. Чон сжимает вилку с такой силой, что удивительно, как она остается целой.
— Ничего нового не случилось? — спрашивает инкуб, а девушка в ответ лишь качает головой и мило улыбается, отводя глаза в сторону.
Чонгук тоскливо смотрит на свои лингвини с креветками, кажется, он наелся на всю жизнь. Наелся этих шпионских игр, для которых он не создан, в конце концов, его удел — это погоня, захваты преступников и прочие замесы, мозгом в их команде всегда была И Со. Он сыт по горло этой бесконечной беготней по кругу, он уже начинает думать, что Намджун давно сошел с этой дистанции и перешел на другую.
— Послушай, — Чонгук наклоняется поближе к девушке, голос у него очень вкрадчивый, — тебе не надоело? В смысле, мы оба знаем к чему всё это приведет, не хочешь упростить задачу и сразу поехать ко мне?
Юй Ци вдруг расправляет плечи, вытирает белоснежной салфеткой свои тонкие губы и смотрит в упор на инкуба. Не знай он её достаточно хорошо решил бы, что она сейчас ему врежет, но Чон знал девушку очень хорошо. Он прекрасно понял её знак — ей тоже не нравилась вся эта игра по правилам, она предпочитала лобовую атаку. В общем, это был первый момент, когда он почувствовал, что Юй Ци клюнула. Наконец-то. В голове даже мелькнула мысль о том, что иногда чудеса могут случаться и по четвергам, если бы не одно малюсенькое «но». Юй Ци внезапно рухнула на стол, ещё бы чуть-чуть и прямо лицом в тарелку с тальятелле.
На стул рядом с перевертышем приземляется до одури знакомая мужская фигура в маске. Чонгук уже не удивляется и не задает глупых вопросов из серии «как?». Он лишь откидывается на своем стуле, вытягивая ноги под столом, и смотрит на Неизвестного.
— А до десерта подождать нельзя было? — фыркает Чон-младший, вертя в пальцах столовый нож.
— Мне показалось, что вы до него не дойдете, — пожал плечами парень. — У меня для тебя подарок есть.
— Надеюсь, не такой же, как для Юй Ци?
Парень в маске фыркает, скользя взглядом по спящей девушке рядом. Чонгук этого не видит, может лишь догадываться, но кажется, за плотной черной тканью Неизвестный улыбается, и это было первым проявлением эмоций за время их знакомства. И все-таки не бывает в этом мире нормальных четвергов.
— Она проснется через часик, сможешь отвезти её домой и сослаться на крепкое вино, — парень возвращается в свое стандартное состояние. — На подарок-то взглянуть не хочешь?
— А у меня есть выбор?
Неизвестный цокнул языком и молча достал рукоять магического клинка. Чонгук нахмурился сильнее обычного, но «подарок» всё же принял. Меч откликнулся на прикосновение, и лезвие появилось в воздухе. В раскрытом виде он напоминал катану, с той разницей, что на конце лезвие было рассечено надвое. На самом металле красовались древние иероглифы, значения которых Чонгук не знал.
— Только кровь чудовищ может смыть наши грехи, — тяжелый голос парня в маске ответил на немой вопрос в голове инкуба. — Это очень древний магический меч воинов, теперь он твой.
— Почему? — бравада, смелость и ёрничество куда-то улетучились из голоса Чона, зато появилась неуверенность в чужих словах. Ему не верилось, что вот так легко к нему в руки может попасть такой ценный артефакт.
— Всё очень просто — он принадлежит тебе и твоей семье, — ощущение, конечно, будто парень вторую порцию тальятелле со стейком заказал, а не сообщил инкубу самую важную новость в его жизни.
Ещё никогда в мировой истории, а тем более в истории Иных, ни один четверг не закончился ничем хорошим.
***
В Дакка было не просто жарко, а аномально жарко по меркам И Со, поэтому она все время пряталась в комнате под кондиционером. Лишь ночью выходила посидеть на веранде возле бассейна, чтобы выпить виски со льдом и узнать у Юты с Тэном, что произошло нового за день. Не то чтобы ей было очень интересно слушать про их походы по магазинам, вылазки в больницы с целью опустошить банки крови, но это было лучше, чем ничего.
И Со сидела в шезлонге, подогнув ноги и уложив подбородок на колени, и водила пальцем по запотевшему стеклу бокала. Она намеренно игнорировала шумные звуки за спиной и показавшегося рядом Тэёна. Ведьма поднесла бокал к губам и сделала маленький глоток, чуть сморщившись от обжигающего привкуса алкоголя.
— Ты совсем меня не жалеешь, чаги, — улыбнулся вампир, садясь на другой край лежака. И Со лишь вопросительно взглянула на него, а он улыбнулся ещё шире и пояснил: — Юнги и так меня по головке не погладит, когда мы вернемся, а уж за то, что ты превратилась в алкоголичку, он меня может и убить. Разве ты не будешь скучать по мне, чаги?
— Ни капельки, — фыркнула девушка, прикусывая влажную губу и отворачиваясь в противоположную сторону от Ли. Ей было неловко, потому что внутри неё что-то предательски дрогнуло и отозвалось на его шутку. И Со было страшно, страшно признавать, что, возможно, она за всё это время разглядела в Тэёне не только хитрого вампира, но и человека. Она понимала его чуть лучше, сопротивлялась этому сколько могла, потому что понять в их случае означает довериться. Разглядеть человека в их случае означает допустить мысль, что с ним можно подружиться.
Девушка нехотя снова обернулась к нему, скользя взглядом по точеному профилю. И Со потерла переносицу задумчиво и поставила бокал на стол, прежде чем спросить:
— Расскажи мне про других Иных, у которых тоже были «дары» от Тени.
— Зачем? — парень резко повернулся к ней, чуть нахмурившись, и внимательно посмотрел своими разноцветными глазами на ведьму.
— Мне интересно, что меня ждет, — она тяжело выдохнула и попыталась скрыть за улыбкой горькое чувство, что раздирало её уже несколько дней.
— Ты ведь знаешь, что тебя это не ждет. Я не…
— Если ты скажешь: «Я не позволю» или что-нибудь в этом духе, то получишь в бубен, — И Со жестко оборвала его, сморщив нос. — Просто расскажи.
— Хорошо, ты ведь знаешь, что в самом начале сотворения мира Иные не делились на четкие расы? Были очень сильные Иные, у которых наблюдались все четыре черты: магия, возможность оборачиваться в животных, клыки и невероятная пленительность, — И Со кивает, и Тэён продолжает погружать её в свой рассказ: — Существовали и те Иные, у кого было лишь две или три черты, но суть в том, что у всех была одна единственная слабость: железо. Обычные люди узнали об этом и стали истреблять Иных, и некоторые из них приняли решение уйти в Тень, а некоторые остались. Со временем те, кто остались, и их потомки потеряли часть своих сил: сначала разделились на две ветви — те, что выживают за счет своих и природных ресурсов, и те, что живут за счет чужих. Например, моя мать была из так называемой второй ветви Иных, те, что существовали за счет чужих ресурсов, но когда я родился, то я был вампиром — от инкуба во мне ничего не осталось. Так я стал одним из первых чистокровных вампиров**, а Иные стали делиться на четыре касты, — Тэён скользнул взглядом по ведьме, которая внимательно слушала его, и он улыбнулся уголками губ. — Возвращаясь к твоему вопросу, нет никаких доказательств, что ушедшие в Тень Иные всё ещё живы, но некоторые, кто там побывал и вернулся с подарком, утверждали, что видели их. В те времена было принято считать, что «подарки» делала не Тень, а они — первые Иные. Они словно старались защитить тем самым своих потомков, но вместо этого обрекали несчастных на смерть. Тогда в принципе времена были жестокие, поэтому ко всему неизведанному и новому относились настороженно и было проще убить в зародыше. Сейчас ситуация не лучше — да, мы узнали, что такое политика, что такое гуманность и прочие новомодные слова, но нас всё ещё страшит всё неизведанное.