Горькая, но очень злая усмешка разрезала лицо перевертыша, пока его подчиненный собирался с духом. Чимин с дотошностью перфекциониста застегивал пуговицы на рубашке, слушая краткий доклад: «Труп нашли в подворотне, рядом с ямой, из глаз и ушей ручейком вытекала густая кровь вперемешку с чем-то темным, но самое интересное — синий и распухший язык вываливался из пасти, а горло смахивало на переспевшую дыню».
— Ты куда? — прилетело перевертышу в затылок, когда он был уже в дверях.
— Возле Ямы нашли труп нашего, — с шумным вздохом ответил Пак, хватаясь за ручку. — Подожди полчаса и вызови своих на место, чтобы лишних подозрений не вызывать, — Чимин не стал дожидаться ответа, вылетая из дома почти на сверхзвуковой.
Дождь барабанил по лобовому, когда он вывернул руль и припарковался возле входа в Яму. «Ну, хоть зевак догадались убрать», — успел порадоваться Пак, цепляя зубами сигарету из пачки. Мелкими шажками к нему семенил хаоситский инквизитор-новичок, тот самый, который звонил. Щелкая зажигалкой, перевертыш мысленно сочувствовал бедолаге: первое дежурство и сразу труп.
— Надеюсь, он под каким-нибудь козырьком, — сказал Чимин, хлопая дверцей машины и подминая ворот своей куртки — не помагало, холодные капли стекали за шиворот, ползли по спине. — В смысле, его же там нахрен раздуло от такой погодки.
Посмотрев на новичка, Чимин понял — ой, не факт, что он под козырьком или хоть каким-нибудь импровизированным навесом.
— Он здесь давно, — изрёк инквизитор, когда в подворотне остались только они вдвоем. Чимин смог только фыркнуть — а конкретика сегодня выйдет погулять? А мяч сбросите? — прежде чем присесть рядом с трупом и осторожно убрать с него налипшие комья грязи и мусора. Стойкий запах гниения усиливался с каждой секундой.
— Она, — заключил Чимин, с легким укором поглядывая на новенького, — это она. Лежит она тут два-три месяца точно: посмотри, как объедены мягкие ткани.
Он не уточнял, да и не было в этом нужды — кем бы ни была таинственная незнакомка, личинки и мухи позаботились о том, чтобы труп можно было опознать только при помощи русого клочка волос и зубной карты.
— Ручейки крови, говоришь. Опухшее горло и посиневший язык? — закипал Чимин. — А про съеденную половину лица ты мне не хотел рассказать?
— А это что-то бы изменило? — раздалось хриплое за спиной перевертыша. Оборачиваясь на звук, Чимин уже знал, кого он там обнаружит — Мин Юнги. Только у него такая бесшумная походка, хриплый голос и запах древесины с табаком.
— А чё он сразу Принцессу-то не прислал? — не удержался от иголки Пак.
— Сам и спроси, — уголки губ Юнги поползли вверх, когда он отодвинулся в сторону и из-за его спины показался Хосок с максимально постным лицом. Чимину вдруг захотелось, в прямом смысле, слизать хосоковскую маску.
Нельзя, — тормознул он себя, пока рот так и наполнялся вязкой слюной, а в затылке ныло желание если не лизнуть, то хотя бы сожрать это самодовольное лицо. Может все-таки стоило задержаться и поговорить с ним?
— Мы забираем труп, — монотонным голосом объявил Чон.
— С чего бы это? — фыркнул Чимин, пиная камушек носком ботинка. — Знакомая, что ли?
— На территории борделя час назад был обнаружен труп законника с похожими приметами. Мы подозреваем, что это связано с синтетической кровью, — разжевывал ему Хосок. — А ты знаешь, что все наработки по этому делу и вампиры, — с ударением на последнее слово, — находятся у нас — во Дворе Порядка.
Были все-таки определенные минусы в закулисной войне. Например, нельзя было безнаказанно и прилюдно впиваться в горло своего недо-любовника из противоборствующего лагеря.
***
С момента разговора с Юнги прошло уже несколько дней, за которые И Со успела вернуться в дом Тэёна, запереться в комнате и создать вокруг себя искусственный вакуум. Так было проще — легче дышать, думать, засыпать. Она всё продолжала заваривать травы, шептать заклинания и держаться за темный камень, ныряя в чужое прошлое. Перед глазами на быстрой перемотке скользили картинки смеющегося Юнги, разозленной Йошико, клинка, разрезающего человеческую плоть, родителей, что баюкали её в колыбели, отца, превращающегося в пепел от чужой руки. Она смаковала каждый кадр. Протаскивала их через себя, цепляя на буксир собственных ран, а они выпускали шипы и оставляли за собой кровавый след — ни вылечить, ни забыть.
И стоило ей только открыть глаза, вытягивая себя из очередного липкого кошмара, что являлся чьим-то прошлым, как грудину сдавило щемящим чувством. Будто кто-то заливал в её сердце и легкие кипяток. На мягких тканях, словно грибы после дождя, пузырились волдыри. Дышать становилось невероятно трудно.
Пусть, она никогда не спрашивала его о прошлом, о бывших пассиях и о количестве смертей за спиной, но как он мог не сказать? У него столько было возможностей, удобных случаев, а он из раза в раз продолжал натягивать поводок на свой язык, будто И Со собиралась ему его откусить.
Пусть, она никогда не интересовалась событиями, которые привели к тому, что её родителей убили, довольствуясь минимальной информацией, но как он мог не сказать? Почему в голову, которая предугадывала шаги врагов раньше самих врагов, не пришла мысль, что стоит о таком рассказать?
Пусть, она никогда не спрашивала и не интересовалась, но как он смог не сказать?
Из вороха мыслей И Со выдернул стук в дверь. Она сморгнула остатки сна, огляделась вокруг, находя себя с сигаретой меж сухих губ и в пижаме с единорогом напротив раскрытого окна.
— Входи, — язык во рту едва ворочался, перемешивая послевкусие выпитого накануне вина и выкуренной сигареты — мерзко.
Тэн был уже при полном параде и разглядывал ведьму с некоторой жалостью: растрепанная, с почти трёхуровневыми мешками под глазами и стеклянным взглядом вскользь. Не находить привычную колючку И Со было всё труднее с каждым днем, и она это замечала во взгляде друга, но продолжала игнорировать.
— Пора? — в горле пересохло, в пальцах обозначился спящий до этого момента тремор.
— Пора.
Время на боль истекло.
Вернувшись в дом к Тэёну, И Со объявила, что запирается на четыре дня, в течение которых просила не беспокоить, не говорить с ней о делах, не таскать её на вылазки и прочие важные дела. Она ставила на паузу хотя бы свою жизнь, раз мир не могла.
И если Тэён отреагировал на это лишь фырканьем «я от тебя такого не ожидал», а Юта коротким кивком, то Тэн не сдавался. Ходил к ней каждый день, с ложечки кормил, иногда сторожил, чтобы она не покалечилась, иногда помогал умываться. Он тактично обходил острые углы-темы, но продолжал докладывать общую обстановку, аргументируя простым и безапелляционным «когда ты вернешься, то должна быть в курсе».
Даже сейчас, пока И Со была в душе, Читтапон достал одежду из шкафа и разложил на кровати. Помог ей скрыть все синяки и последствия «времени боли» на лице, хотя о том, что такое консилер и с чем его едят узнал лишь полгода назад. Уже в самом конце, когда все манипуляции были закончены, девушка схватила вампира за запястье и притянула к себе, заключая его в замок объятий, чтобы подтянуться на цыпочках и шепнуть в самое ухо:
— Спасибо тебе, Тэн-а.
— Не торопись, — хмыкнул Читтапон. — Придержи благодарность, возможно через пару часов ты захочешь её забрать.
И Со, продолжая улыбаться, кивнула ему в ответ и вышла из комнаты, приступая к экстренной сборке себя по кусочкам. Времени было катастрофически мало, а в гостиной её уже ожидала толпа, готовая воевать с ней же самой, потому что каждое их действие — в её интересах. А она, конечно, ничего не понимает.
Ну да, ну да.
***
У И Со на лице застыла маска готовой ко всему решительности, и только находящиеся в комнате люди, которые знали ведьму чуть дольше пяти минут, знали, что маска её ничто иное, как папье-маше. Причем слепленное на скорую руку и максимально небрежно. Юнги невольно дернул руку вперед, в желании схватить, обнять, убаюкать со словами «всё будет хорошо», но он сразу же осекся, натолкнувшись на колючий взгляд. Легкие схлопнулись с тихим звуком — нельзя. Больше такого он себе не мог позволить.