— Мы уже, — медленно оборачиваясь к ней, произнес Юнги, в то время как она одним коленом упиралась в газон. — Ты беспечна и неаккуратна, даже не поняла, что я расставил ловушку и, как только ты зашла во двор, активировала меч, то активировала и ловушку. Гань Цзян не слушается тебя, он все ещё нестабилен.
Юнги подбирался к ней все ближе, пока И Со ловила губами воздух и сопротивлялась давлению. Рукоять меча горела, обжигала и плавила ладонь. Ужасно хотелось отбросить все и ползти к выходу, бежать отсюда как можно дальше. Бежать от такого Юнги на другой свет, и плевать, что он её там тоже найдет — попытаться все равно хотелось.
— Ты не можешь подчинить его сейчас, что с тобой случится, после ритуала высвобождения? Он подчинит тебя, — носком кроссовка пнул единственную опору-меч, заставляя её все-таки припасть лицом к земле. — Ты такая слабая, а все пытаешься что-то решать сама. Я не из твоего рода, но Гань Цзян все равно слушается меня, а ты прибита к земле. Так скажи мне, И Со, когда же ты начала думать, что имеешь право убегать от меня и охраны? Когда ты поняла, что у тебя достаточно власти, чтобы заставлять меня ставить на уши весь Пусан, потому что тебе захотелось побегать в одиночестве?
Он заводился и заводил И Со.
Она знала, что причина на много глубже пробежки — Юнги надоело с ней возиться, и он решил одним рывком прорвать её предел силы. Снова помогал, снова через боль. Может быть, он был прав, и она способна рвать швы только через агрессию и насилие?
— Ну давай, — присел на корточки рядом с ней, запустил руку в волосы и потянул за них до приятной боли, чтобы заглянуть в глаза. — Давай, покажи мне свои зубы, и я их выбью.
— Лучше я твои, — зашипела И Со, принимая правила игры и наполняя себя доверху одной лишь агрессией, — чтобы, когда я надену на тебя намордник, ты никогда не смог его прокусить.
— Я очень этого жду, — и вместо улыбки у него оскал прямо в её губы, потому через секунду он ворвался в её рот языком, зубами подобрал нижнюю губу и укусил, потянув на себя и выпуская очень резко.
И Со через себя переступила, но поднялась обратно на ноги. Кости выворачивало от каждого движения, мышцы плавились, рука вся горела и пульсировала, будто с неё кожу содрали и теперь там только обуглившаяся плоть. Они боролись почти на равных, с той только разницей, что у Юнги оставались легкие ссадины, а И Со была сплошь покрыта глубокими ранами. До самого вечера бились, пока разогретый битвой воздух не треснул пополам и не заполнился огненным пламенем.
И Со сломала барьер.
Доказала, что пределов у неё и для неё и правда не существовало. Гань Цзян ещё до ритуала сдался ей, подчинился и выпустил свою силу. Можно было смело ставить две галочки в списке «необходимые вещи для ритуала высвобождения»:
1. Подчинить клинок в спящем режиме — done;
2. Получить первый уровень силы — done.
И только в самом конце, когда она уже сидела на ступеньках крыльца, не ощущая путы магической ловушки, но чувствуя острую боль, вот тогда Юнги подошел к запыхавшейся И Со, чтобы довольно погладить её по волосам и шепнуть то, что добило окончательно.
— Жаль, что ты так и не поняла: я давно в твоем наморднике и на коротком поводке, и прокусывать ничего не хочу.
***
Юнги выждал целый час, но потом все равно сорвался к ней в комнату, ожидая напороться на плотно запертую дверь, но она была настежь открыта. И Со стояла в свете одного лишь торшера и смазывала свои раны. Глубокие царапины уже затянулись и покрылись розовой коркой, особенно большие фиолетовые синяки под действием магической мази меняли свой окрас на более спокойный. А Юнги так и замер на месте, наслаждаясь картиной. Он знал, что она услышала его, но с места не сдвинулась, а значит, давала ему негласное разрешение — можно, простила.
Скорее всего, между ними всегда будет все через физическую боль, споры и холодные-горячие войны, потому они — два сильных человека. Юнги никогда не думал, что сможет встретить себе равного по духу, по силе, с таким же несгибаемым стержнем внутри — смог. Нашел, и пусть у них американские горки с желанием выблевать себе легкие со всеми чувствами, но каждый подъем вверх стоил любой тошноты внизу.
— Я сам, — осипшим голосом, забирая мазь из её рук. Юнги скользил пальцами, втирая в мягкую и теплую кожу не лекарство, а себя.
И Со не стеснялась своей наготы, стоя в одних лишь трусах, она развернулась к нему, подставляя оцарапанные ключицы и посиневшие ребра. Сама пальцами забиралась к нему под футболку, ладонью по позвонкам вела, пересчитывала кости, царапала узоры и выбивала весь воздух.
— Отвлекаешь.
— Мне жаль? — с насмешкой и вызовом, в ней энергии было столько, что Юнги бы впору удивиться, но уже давно с ней перестал удивляться, только отмечать про себя: «и это тоже под силу».
— Накажу, — предупреждал её хрипом, оттягивая руку со своего живота.
— Как? Покажешь?
Скорее всего, между ними всегда будет страсть пробивать хрупкую нежность, потому что они вдвоем самые голодные люди до человеческого тепла. Оба его мало знали, оба умели его получать только откусывая огромными кусками и больше, чем могли унести. И пусть после оставались следы, но каждый поцелуй, каждое ощущение обладания и обжигающего тепла стоили любого укуса, засоса и сломанной мебели.
Юнги руку, что от живота убрал, резко сместил к резинке пижамных штанов, прямо внутрь просовывая. И Со лишь довольно прикусила губу, обхватывая пальцами плоть, размазывая предэякулят по головке и опускаясь добровольно на колени. У Юнги внутри всё рушилось, умирало и вновь начинало пульсировать, потому что нельзя так. Нельзя так смотреть на него снизу вверх, нельзя скользить языком по всей длине члена, нельзя обхватывать головку губами. Нельзя… или можно?
И Со не спрашивала, сама насаживалась ртом, вбирала жадно, втягивала щеки, создавая вакуум, языком дразнила и гортанно стонала, создавая внутри вибрации. Юнги выносило, размазывало по полу и хотелось руку в волосы запустить, бедрами толкнуться до упора и слышать, как она замирает, не смея дышать. Только вместо того, чтобы притянуть к себе ближе, Юнги её от себя за волосы оттянул, наслаждаясь тем, как слюна от члена к её губам протянулась нитью. По припухшим и влажным губам скользнул язык, а у него внутри сердце остановилось, похоть власть себе окончательно забрала. Он большим пальцем на подбородок надавил, рот открыл и толкнул внутрь член.
— Дыши носом, и бей руками по животу, если станет совсем тяжко, — грудным голосом вещал Юнги, пока она на него невинными своими глазами смотрела, языком по головке ведя совсем не невинно. — Ты ведь сама захотела наказание.
Она кивнула коротко — поняла. Юнги скомкал мягкие волосы и обхватил член у основания, заводя его в сторону, чтобы в щеку упереться и насладиться картинкой. Красиво, мать твою, так красиво, что внутри все будто на шарнирах туда-сюда, туда-сюда.
— Зубы убери, — хмыкнул довольно, когда она с послушной аккуратностью насадилась вперед. — И расслабься, я не собираюсь делать тебе больно.
И Со мягкая, послушная, горячая и вместе с тем совершенно невыносимая. Двигалась в заданном им такте, тишину нарушала причмокивающими звуками и размазывала его похоть по подбородку, а Юнги толкался в ней, проникал до самой глотки дёргано, рвано и на желании не сдаваться так быстро. Он по ней скучал, хотел растянуть удовольствие, чтобы оно стало почти болезненным. Он её от себя отодвинул, подтянул наверх и поднял на руки, чтобы через минуту вдавить собой в кровать.
Юнги зализывал каждый синяк, целовал ссадины, сминал пальцами кожу, тянул за соски, заставляя её гнуться. Зубами корябал кожу, покусывая. А И Со все стонала тихо и задушено, собирая одеяло комками в ладонях. Притиралась к нему ближе, теснее, футболку стянула с него, чтобы уже, наконец, долгожданно кожа к коже прилипнуть. Он аккуратно снял с неё трусики, пальцами надавливая на клитор и срываясь вниз между складок, вводя в неё два пальца. И Со вскрикнула, вся сжимаясь внутри. Юнги выносило от ощущений куда-то за границы мира. Он растягивал и готовил её недолго, потому что оба были на взводе, хотелось уже быстрее окончательно состыковаться с друг другом и выдохнуть облегченно.