Он оставил Чону без отца, когда ему был год? пять месяцев? шесть лет? Донён не помнил и, честно говоря, не хотел помнить, потому что в той жизни осталась семья и их одержимость силой. Там — за чертой темноты, боли и узелков — остались жуткие эксперименты, трескающийся воздух от магической энергии и обезумевшие глаза отца и старшего брата. У Чону был такой же взгляд, только вот сын не хотел силы, он хотел мести и это читалось в каждом движение, в каждом вздохе, в каждом неосторожном слове. Не знай Доён, к чему приводит такая одержимость, позволил бы сгореть своему потомку заживо, но он знал, поэтому просил Тэёна держать его ближе, кое-как шел на контакт с почти чужим ему человеком, полностью поддерживал И Со и семью. Ким Донён знал, что такое война за власть и одержимость, знал итоги этого всего, потому что всё ещё видел реки крови, пролитые родней в поисках силы, помнил обезумевшие глаза Великих Инквизиторов, когда они вырезали вампирскую расу. Он не хотел повторять историю, после стольких веков в темноте ему хотелось покоя.
— Будь добр, — лениво развернулся к сыну вампир, — веди себя прилично, не бросай тень на нас и нашу семью.
— Как ты можешь такое говорить? Объясни мне, разве ваша вежливость помогла вам не попасть в клетку на тысячу лет? — Чону заводился, цепляя края куртки пальцами. — А точно! Вы же там оказались именно из-за неё.
— Мы там оказались, потому что поспешили в своих действиях, — утробным голосом, сквозь который сквозила усталость от чужой глупости. — Откуда тебе, вообще, знать что тогда было. Всё уже случилось, многое переменилось, мир стал другим, и мы тоже. Будь добр — соответствуй, иначе останешься за бортом в кромешной темноте и одиночестве.
Дверь в лабораторию со скрипом открылась, пропуская внутрь ожидающих в коридоре вампиров и мага. Донён в последний раз взглянул на сына, который всё это время виновато ковырял взглядом пол, стоило ему услышать слова про темноту и одиночество. Вампир знал, что Чону чувствовал себя виноватым за собственную беспомощность, взращивал на этой почве свою злость на других, но помогать ему как-то, уменьшать его ношу — не хотел. У них не было на это времени, более того Донён давно забыл о той своей жизни, где у него была семья.
***
Чимин устало втягивал никотиновую дозу, стараясь заполнить табаком зудящий в венах голод — надо было поесть, а у мальчишки слишком приятная плоть на вкус. Он прикрыл веки, осторожно касаясь их пальцами, и вслушался в разговор остальных. Проблему с голодом он мог решить и попозже, сейчас перед ними куда более важные задачи стояли. Чего там мелочиться: перед ними уже давно сплошные важные задачи. Вся жизнь стала из них состоять.
— Это странная магия, она непросто темная, она… — Хосок подбирал правильные слова, и Чимину даже не нужно было открывать глаза, чтобы увидеть растерянность на его лице, — …мутная, что ли. Я оглушил парня, и если второй провалился в забвение, то первый почему-то устоял и даже смог напасть на меня.
— Может, ты все силы на второго спустил? — мерзко хихикнул Чону, что Чимин против воли зарычал, потому что в нем всё ещё жили животные инстинкты. Дурилка мелко вздрогнула и, бурча себе под нос, добавила: — Но лучше бы псину свою успокоил.
— Ты что-то ещё можешь почувствовать по этой магии? — голос у Юты звучал спокойно, но было в нем что-то неуловимое и отличное от прежнего голоса вампира, будто он какой-то выключатель дернул вверх, а какой-то вниз.
— Нет.
— Я знаю, — вдруг раздалось со стороны второго вампира, которого кажется звали Донён, и он был то ли отцом, то ли каким-то дальним родственником дурилки.
В лаборатории повисла давящая на нервы тишина. Все смотрели на вампира, ожидали дальнейших объяснений, но тот молчал, будто вел внутреннюю борьбу и решал — стоила ли игра свеч. Чимин устало развернулся к людям, что облепили стол с лежащим на нем недо-вампиром, и затянулся сигаретой. Он всегда отличался особой наблюдательностью, но чаще старался отводить взгляд, игнорировать происходящее, чтобы потом не задаваться вопросами. Нутро подсказывало, что это изначально была дерьмовая тактика. Практика наглядно демонстрировала, что интуиция плохого не посоветует.
Кто знает, может, всё дело было в И Со, которая смотрела на них теперь, как на предателей, а может быть, дело было в желание не подвести, не разочаровать ещё больше единственного родного человека. Одно было известно: Чимин больше не отводил взгляда. Смотрел, пытался считывать чужие эмоции, замечая, как рука Юты ложилась на плечо друга, как Чону поджимал губы, явно о чем-то догадываясь, но больше злясь на чужую близость.
— Может, уже расскажете? Либо вы сами это сделаете, либо мы найдем нужную нам информацию без вашей помощи. Как думаете, какой вариант выбрала бы Принцесса? — Чимину не хотелось манипулировать именем И Со, ведь знал же, что она стала слабым местом, если не всех вампиров, то Накамото Юты точно. Он к ведьме прикипел, оберегал её и заботился также, как и Чимин.
— Чимин прав, Доён-а, расскажи им, — пальцы сильнее сжали мужское плечо, в ответ получая короткий кивок.
— Это магия моей семьи, — вздохнул Доён. — Это древняя смесь белой и темной магии, которая по задумке моего отца должна была вернуть Иным былую силу.
— Ты имеешь в виду, что твой отец создавал, так называемых, гибридов? — скептицизм сочился из Хосока в разные стороны. — Как, вообще, возможно смешать темную и белую магию? Есть либо одно, либо другое.
— Ты уверен? Думаешь в начале всего Иные делили магию на виды? Думаешь, раньше кто-то задумывался о белом и черном, правильном и неправильном? Глупости, — фыркнул вампир. — Раньше даже сами Иные не делились на расы.
— Глупости — это то, что ты говоришь. Детские сказки на ночь, что когда-то Иные были настолько сильны, что сочетали в себе силы всех четырёх рас.
— Позвоним Тэёну, который родился на стыке этих времен, и спросим у него? — парировал Юта, призывая Хосока умерить свой пыл и дослушать историю до конца.
— Во-первых, делал он это не один, а вместе с моим старшим братом, когда очередь дошла и до меня — я сбежал, — кадык скользил вверх-вниз, Доён сглатывал комок прошлого, что Чимину казалось совсем чуть-чуть забавным. Нет, он не расист, но всё-таки была в этом какая-то ирония, когда со всех сторон мертвый человек глотал то, что у него уже множество веков не вырабатывалось — слюну. — Во-вторых, в то время ещё оставались источники, включающие в себя разную магию, в том числе семейную, которая очень часто была «серой». Тогда существовал, так называемый, круг Детей Сидхи*, которые только и делали, что пытались вернуть себе хотя бы часть утерянных сил. Им неважно было, сколько людей или Иных погибнет в процессе их жутких экспериментов, важен был только результат. Сначала они пытались обратить обычных людей в Иных, проверяя свою теорию, а уже после переходили к скрещиванию.
— Ладно, — вздохнул шумно Хосок, у которого, судя по дрожащим пальцам, нервная система не просто дышала на ладан, она обещала вот-вот отъехать насовсем. — Мы поняли, что твоя семья состояла в очень увлекательном кружке. Лучше скажи, процесс обратимый?
— Теоретически — да.
— А практически? — гаркнул недовольно Чон-старший, вызывая у Чимина непроизвольную улыбку.
— Практически — зависит от их выносливости, если она у них высокая, то выдержат, а если нет, то увы и ах.
— Кем они будут в конце? — спокойно поинтересовался Юта.
— Должны стать вампирами, но иногда ритуал срабатывал таким образом, что они превращались в гибридов, но сохраняли при этом собственную личность.
— Почему же тогда мы не знаем о таких Иных? — уточнил перевертыш, который прекрасно понимал, что выводы такие Доён делал явно не из теории.
— Потому что Тэён убил их.
— Может, уже приступим? Что нужно для ритуала? — снова нетерпеливо дернулся вперед Хосок.
Они потратили весь день на поиски нужных ингредиентов, на связь с И Со, чтобы поставить ведьму в известность о всех возможных последствиях, а также на сам ритуал. Хосок и Чону оказались в центре круга, заполненного различными знаками, чашами с солью, мукой, землей и разного рода зельями. Стоило магам начать читать заклинание, как лабораторию охватил полыхающий синим пламенем огонь. В помещении воздух становился густым и почти осязаемым, предметы взлетали к потолку от поднявшегося вихря магической энергии. Чимин открыл было рот для вдоха, но тут же задохнулся и принялся закашливаться, давясь чужой силой. Едва живой материал экспериментов Тэиля рычал, выгибался, ломая собственные кости, истекал кровью под действием ритуала. Из их глаз сочилась черная жидкость, под кожей отчетливо виднелось движение по сосудам, будто окружающая картинка и без этого не была пугающей.