Мерлин. Почему он так красив? Как я раньше этого не замечала?
— Я хочу, чтобы ты сказала это глядя мне в глаза, — вполголоса произнёс он, вглядываясь в воспалённые, растерянные карие глаза, в россыпь веснушек на носу и щеках, в каждую деталь её утончённого лица. Которое он впервые имел возможность рассмотреть настолько близко, при этом не уворачиваясь от удара маленького, но сильного кулака. Сейчас перед ним была совершенно другая Грейнджер, словно он видел её впервые, словно только начал её узнавать.
Гермиона чувствовала, как её плечи, руки и грудь покрываются гусиной кожей под блуждающим взглядом Драко, как его руки дрожат от желания прикоснуться к ней, но он не позволит себе этого, пока не услышит её ответ и не увидит решимость в её взгляде.
Может, я ошибалась? Может, на самом деле ему не плевать на мои чувства? Хоть чему-то хорошему родители его научили.
— Мне будет больно? — её голос неистово трепетал, как и она сама. Грейнджер пыталась найти в холодных глазах хоть каплю человечности, которую она всегда искала в каждом негодяе, даже если за всю жизнь он не дал ни единого намёка на присутствие этого качества.
— Не больнее, чем тебе было до того, как мы встретились.
— Хотелось бы верить.
Драко слегка склонил голову на бок, пристально всматриваясь серыми радужками, что едва виднелись за широкими чёрными зрачками. Гермионе показалось всего на одну секунду, что его взгляд едва уловимо потеплел. Теперь ей действительно становилось страшно.
— Ты ведь понимаешь, что это ошибка? — с ледяной насмешкой уточнил Малфой.
Грейнджер глубоко вздохнула, прикрыла глаза и медленно кивнула.
— Глупее ошибки в своей жизни я ещё не совершала.
Улыбка на лице Драко медленно растворилась, и остался лишь холод. Леденящий холод, противостоящий испепеляющему вожделению.
— Хорошо.
Он взял её за руку, взмахнул палочкой, призывая их разбросанную одежду, и повёл Гермиону за собой по направлению к выходу из запретной секции. Оказавшись в главном корпусе библиотеки, Малфой бросил вещи на скамью и погасил палочку. Недолгие секунды заиндевелого предвкушения обратились в пепел под натиском пламенного дыхания по коже и прожигающих до костей поцелуев. Драко и Гермиона снова поддались смертельной пытке, истязая друг друга ласками и упиваясь греховным ядом.
Малфой подтолкнул девушку к длинному столу, укладывая её на гладкую поверхность, и провёл руками по её стройным ногам, проникая под школьную юбку и оглаживая внутреннюю сторону бедра.
— Чёрт, какая у тебя нежная кожа, — Драко вырисовывал узоры на её бёдрах, припадая губами к шее и груди измученной девушки.
Когда кончики его пальцев скользнули по её влажному белью, она выгнула спину и жалобно застонала, вцепившись в белокурые волосы слизеринца, словно пытаясь удержаться за него, чтобы не захлебнуться от переполняющей её похоти. Она чувствовала себя такой беззащитной, полностью в его власти, лишённая рассудка, морали и магии. Ритмичные движения его руки и страстные поцелуи доводили до исступления, а напряжение внизу живота затягивалось тугим узлом. Драко понял, что она уже близка. Он снял с неё трусики и приспустил брюки вместе с бельём, придвигая Гермиону за талию ближе к себе. Она почувствовала, как твёрдая эрекция упёрлась в её влажную промежность, а головка члена мягко соприкасалась с клитором. Необратимость происходящего буквально сводила с ума. Малфой наклонился и прошептал:
— Расслабься и глубоко дыши. Почувствуй меня, Грейнджер. Меня, а не боль, которую я тебе причиню.
Он коснулся губами её скулы и, прокладывая дорожку из поцелуев вниз по шее и ключице, начал медленно входить. Гермиона ахнула от боли, впиваясь ногтями в его плечи, и Драко остановился, слегка подаваясь назад, а затем снова медленно погрузился.
— Дыши, — шептал он в её губы. — Вдыхай меня, Грейнджер. Почувствуй меня, забудь про боль.
И Гермиона почувствовала. Она глубоко вдохнула, наполняя лёгкие запахом любви: цитрус, мята, разгорячённые тела и книги. Драко поймал губами её резкий выдох, когда вошёл во всю длину, и приподнял девушку за талию, притягивая её к себе, соприкасаясь с ней грудью. Грейнджер пахла просто божественно. Цветущей яблоней. Такой тонкий аромат нектара, который можно ощутить лишь весной. Да. Она пахла весной.
Драко аккуратно возобновил движение, стараясь не замечать, как её тело содрогается от боли. Он знал, ей скоро станет легче. Малфой сосредоточился на её дыхании, опаляющем его шею, и на тихих стонах от физической боли и эмоционального наслаждения. Грейнджер обнимала его за шею, глубоко вдыхала, как он велел, и с каждым выдохом всё больше расслаблялась, позволяя Драко увеличивать темп. Он потянулся рукой к её груди, сжимая между пальцами возбуждённый сосок, и услышал, как с губ гриффиндорки сорвался ещё один чарующий стон.
— Гермиона… Чёрт… — Драко впился в её губы, скользя по ним языком и проникая им в её рот. Его рука опустилась ниже, под юбку, прижимаясь к возбуждённому клитору и нежно массируя его подушечками пальцев. Не в силах контролировать свой голос, Гермиона, наверное, стонала слишком громко, но так и не могла определиться, что возбуждало её больше: умопомрачительные ласки или звук её имени, впервые прозвучавшего из уст Драко Малфоя.
Ей было всё ещё больно, но так сладко, она даже не замечала, с какой силой впились пальцы слизеринца в её талию, и уж тем более ей было плевать, что он оставит на ней синяки. Быстрые импульсивные толчки, тяжёлое дыхание в унисон и бесконтрольно срывающиеся стоны навечно врезались в память девушки, считанные минуты назад лишившейся своей невинности. Драко безудержно подводил её к вершине наслаждения, умело лаская её тело и прислушиваясь к каждому вздоху, подтверждающему правильность его действий. Когда Гермиона испытала первый в своей жизни оргазм, хоть и притуплённый болью, она была готова снова расплакаться, но уже от всепоглощающего удовольствия. Она снова и снова исступлённо произносила имя Драко, словно молитву, и когда он излился в неё, наполняя вибрацией своего громкого стона каждую страницу каждой книги на старых деревянных полках, он опустил голову на покрытую испариной шею гриффиндорки и едва слышно прошептал:
— Гермиона.
***
На следующее утро осознание прошедшей ночи навалилось невыносимо тяжким грузом. Тёмно-синие отметины на шее и груди, а также саднящая боль внизу живота беспощадно напоминали о содеянном, отрицая любую вероятность того, что Гермионе всё это приснилось. Последним и главным подтверждением чудовищной действительности оказался маленький пузырёк, найденный на дне кармана мантии, который, судя по цвету содержимого, был безошибочно определён как противозачаточное зелье.
За завтраком и на занятиях Грейнджер не могла смотреть в глаза никому из друзей. На Рональда она и так из принципа не смотрела, однако Гарри всегда занимал её разговорами и старался быть рядом как можно чаще, но сегодня в качестве единственного отклика подруга его награждала лишь вымученными улыбками, короткими виноватыми взглядами и односложными ответами невпопад.
Малфой игнорировал её, как и раньше, будто между ними ничего не произошло и это не он вчера положил пузырёк ей в карман. Не он довёл её до беспамятства своими губами, руками, своим дурманом и пробирающим до мурашек шёпотом. Как он и говорил, это была всего лишь ошибка, которая больше никогда не повторится.
Вечером того же дня, найдя совершенно неубедительную причину для очередного разочарования, Гермиона снова отправилась в библиотеку исключительно для того, чтобы вернуться к чтению запретного фолианта, а не в призрачной надежде вновь испробовать запретный плод. Конечно, нет.